Самые трогательные любовные письма в истории. Письма великих мужчин: вот как надо признаваться в любви

"Привет, Настенька!!! Сегодня у нас с тобой совместный праздник, ровно три месяца назад мы начали встречаться. Я решил написать тебе письмо, скажу сразу, это первое в моей жизни письмо, так что не ругай если что... Данное письмо адресованно лично тебе. В нем содержится все то, что я не успел сказать за эти месяцы. Просто прочитай его...

Пока я думал о перспективе вот этого письма, это навеяло на меня некоторве мысли. Можешь ли ты вспомнить, обратя свой взгляд в прошлое, когда тебе было хорошо с кем-либо, когда ты почувствовала неожиданное влечение к человеку, когда ты осознала, что вы оба цените и бережете одни и теже ценности. Это редкое, но приносящее удовлетворение чувство, требующее чего-то особенного. Мне лично нетрудно вспомнить какие чувства я переживаю в такие редкие моменты, когда ощущаю свою волшебную связь с другим человеком. Мне удавалось испытывать их, только находясь рядом с тобой.

Пока ты обдумываешь эти слова - я хочу тебя спросить: а на сколько ты удивлена тому, что я признался тебе в любви, что так повернется наша дружба? Ведь раньше,ты, наверное, даже и не догадывалась, что будет настолько все необычно и в тоже время так серьезно. Я, честно говоря, сам этого не ожидал, так как раньше со мной такого никогда ничего подобного не было, поэтому и сейчас нахожусь в каком-то подвешенном состоянии... Часто человек понимает что любит, только после того как теряет, но я полюбил тебя до этого.

Позволь объяснить. Я не астролог и не психолог. Тогда зачем я тебе пишу? Потому что я сам хочу любви. Я дошел до абсурдного, глупого, безвыходного тупика, потому что встретил особую девушку, которую хочу любить, радовать, уважать, а слов, чтобы все объяснить не хватает. Знаю одно - я тот парень, которому нужна только одна девушка - ты!!!

Я сегодня жив, я могу чувствовать, могу петь от счастья. Я не превратился в тень, ходящую по улицам, боящуюся света, солнца, ночи, любви и себе подобных... Вскочив в машину, я мчусь кататься, и только шуршвние шин до столбы остаются за моей спиной. И наступает момент, когда чувства переполняют меня, когда я остаюсь наедине с вечностью, и мне хочется петь... Я останавливаюсь, выхожу из машины и чувствую ногами землю, своими волосами небо. И доехав до околка, я обхватил руками дерево, засмеялся и обрадовался их нежному говору в такт ветру, услышал пение птиц, почувствова легкий запах травы. А солнце вдруг обожгло мои щеки нежными поцелуями, которыми мы не раз обменивались. Да, наверное, я романтик и этими строками мне очень хотелось написать тебе что-то нежное и теплое. Иногда так хочется жить одними эмоциями, не рассчитывая что-то, не подвергая сомнению, а полностью доверяя не разуму, а своим чувствам. И кто сказал, что нужно жить разумно? Нужно жить счастливо! Но ведь счастье без чувств не бывает. А разум редко дарит нам состояние счастья. Счастьем для меня являешься Ты! В последний тепый вечер сезона я стоял на улице и смотрел на закат. И мысленно передал тебе привет. Как здорово было узнать от тебя, что в этот вечер ты смотрела на тот же закат, на то же солнце и думала обо мне. Прихожу в комнату, беру телефон и снова начинаю писать смс на знакомый номер.

Мое сердце рядом с тобой, моя девочка, и сейчас оно пытается разглядеть черты твоего лица, как ты читаешь мое письмо. Наблюдает, твое лицо, его выражение, твой взгляд меняется по мере прочтения этих строк. Прошу, забудь о прошлом, не тревожься о будущем. Что было и что будет - сейчас совсем не важно. Живи настоящим, живи этими мгновениями! Знай, Настя, что когдв ты поднимаешься рано утром, когда скучаешь, когда возвращаешься домой, когда ложишься в холодную постель, знай, я рядом! Я с тобой! Я всегда с тобой! Я очень ценю и дорожу тобой!

Ты- мое счастье и только ты одна можешь сделать меня счастливым. Ты - пик, ты вершина моих чувств!!! Бессмысленно разделять мою любовь к тебе на свойства, черты и качества из-за которых та мне нравишься. Я тебя люблю только за то, что ты есть на Земле. Доброе утро, солнышко! Я тебя люблю!!!"

Здравствуй, мой дорогой!
Как мне не хватает тебя, чувства легкости и радостной нежности, когда мы рядом. Мне кажется, не придумано на Земле более жестокого испытания, чем разлука и ожидание встречи. Когда сидишь в офисе за компьютером, а душа летит на Белорусский вокзал, и дальше в мелькание деревьев за окном вагона поезда, потом зеленый Вяземский вокзал, какой-нибудь таксист, и дальше, дальше к тебе… к твоим ясным глазам, нежным рукам, к твоему шепоту - «я тебя люблю…».
Валера, Валерочка, милый, добрый мой человек, я будто окутана покрывалом счастья, будто все на свете возможно и ничему нет преград. Я верю в тебя, верю в то, что проснется заложенная в тебя природой сила. Как матерый сенбернар ты пробудишься, стряхнешь с себя все неудачи и уверенной походкой будешь менять, выстилать и перекраивать по своему усмотрению свою жизнь. Я верю в тебя, верю, что ты не опустишь руки, что будешь сильным, упрямым и все поймут, как ошибались, как недооценивали тебя! Я толком не знаю вашей с Игорем затеи, но уверена, что все получится, ты только верь в себя, как это делаю я, и увидишь, как много все изменится. Может это Господь тебе посылает шанс на 180о развернуть свою жизнь. Не случайно так получилось, ведь ты наконец с полным правом надел на себя святой крест, а значит, что теперь у тебя есть защита и поддержка, когда будет трудно помни, что у тебя есть я, которая молиться за тебя и верит, верит что все будет хорошо. А сомнения еще будут терзать душу, неуверенность попытается подточить силы, лень постарается вступить в нераздельные права, но прошу, не поддавайся, не сгибайся, не отчаивайся и не бросай свою мечту. Надо выкарабкиваться, надо распрямлять плечи, верить в удачу и все будет хорошо! Я люблю тебя, я истекаю нежностью к тебе, я верю в тебя и жду твоих удач, как собственных праздников. Я, женщина, верю, жду и люблю своего единственного мужчину. Это так просто, что хочется рассмеяться и пуститься в пляс.
Как мне хорошо было с тобой две ночи в доме Игоря, ты сопел рядом, а меня это не напрягало, будто так и должно быть, никуда не нужно было убегать, никто не мог внезапно войти, ты сопишь, я морщу нос и ворчливо прерываю храп (а в душе смеюсь) и трусь щекой о твою руку, зарываюсь в нее лицом и затихаю, потому, что чувствую себя там, куда так долго стремилась прийти. Ну что за непристойные глупости я тебе пишу! Краснею как школьница и пишу, ничего не могу с собой поделать… Ты мне пиши о том, что чувствуешь, потому, что это мне очень важно, это поддержит меня во время кружения в этой безликой Москве. Поможет справиться с тоской. Игорь передал тебе наш с ним разговор, мы об этом договорились, нам тоже нужно было поговорить, ну да об этом при ближайшей встрече. Прошу только не отказывайся, не сомневайся и иди к цели, хватит тонуть в бесконечном и безысходном болоте. Помнишь, я говорила, в тебе есть то, ради чего Господь сохранил твою жизнь и ты еще не оплатил его подарок. Не хочу чтобы ты уподобился Наебулкиным … ты же помнишь наш разговор, я не хочу вспоминать его опять на этом листе. Ты спрашивал – что я в тебе нашла? Наверно дремлющую силу, которая может и должна тебе принести удачу сейчас… Я просто верю в тебя и счастлива, когда ты рядом.
А еще я поделюсь с тобой своей маленькой мечтой. Представляю, как ты, улыбающийся и нагруженный подарками приходишь к своей дочурке, в ее глазах недоумение сменяется восторгом, она понимает, что ее «неудачник папаша» совсем не такой, а достойный, успешный и счастливый мужчина, я буду ждать вас в машине и мы поедем куда-нибудь, где будет радость, счастье, улыбки, примирение, где все будет так как должно быть. Родной, милый, нежный, любимый Валерка, возьми в свои сильные руки наше счастье и не отпускай низа что! Мне хочется выжечь каленым железом свою веру в тебя на твоей коже, чтобы она приросла и не покидала тебя никогда.
Жду твоих писем, как усталый путник в пустыне ждет глотка воды. Надеюсь на скорую встречу.
(получше прячь мои письма (улыбаюсь)).

***
Здравствуй, солнышко мое.
Ну, вот осень и вступила в свои права полностью, деревья стоят украшенные яркими нарядами, мимолетными, но прекрасными. Кажется, дождь смывает листву с деревьев, укрывая землю пестрым ковром. Солнце все реже показывается, предпочитая прятаться за свинцовыми облаками. Раньше осень я воспринимала как агонию, как безвременный конец счастья, а сейчас думаю, что это всего лишь очередная ступенька к чему-то новому и хорошему. Вот как мы с тобой - расстались, но впереди ждет новая встреча, которая принесет еще больше радости.
У меня все хорошо, спокойно. Видимо за долгие мои переживания, судьба решила меня вознаградить. Так долго между мной и папой стояла какая-то стена отчуждения и непонимания, а последнее время я чувствую себя даже избалованной его вниманием. Удивляюсь и радуюсь его желанию видеть меня, помогать. В минувшие выходные он привез мне компьютерный стол, именно такой, как я мечтала. Возможности купить себе желаемую мебель у меня нет и я обходилась, благодаря своей смекалке и умению сотворить что-нибудь эдакое. Место для компьютера я собирала своими руками, используя самые неожиданные для этого предметы мебели. А теперь, наслаждаюсь исполнением своей маленькой мечты – стол, как я и хотела в классическом стиле (светлого дерева), выполнен «уголком», с обтекаемыми краями, двухъярусный, уютный до невозможности! Я с любовью расставила свою технику, всему нашлось свое место и сканеру и колонкам и большому монитору и …. короче говоря, я очень довольна! Довершил сей замечательный ансамбль – вертящийся стул (маленький и удачно вписавшийся), мама теперь как ребенок катается и крутится на нем, смеясь и не желая с ним расставаться. Довольно занятно за ней наблюдать. Еще две вещи отец обещал мне привезти – диван и телевизор. В телевизор встроен видеомагнитофон, только с видиком что-то случилось, надо будет показать его мастеру, пленку «зажевывает». У нас есть один телевизор, только мама его давно оккупировала, смотрит любимые передачи, которые (вот удивительная странность) идут одна за другой. Теперь и я смогу, время от времени посмотреть что-нибудь по ящику.
Но это все приятные мелочи, главное, я заметила – текущий год очень милостив ко мне, полон приобретений и приятных моментов, самый главный из которых, наша новая встреча. Она действительно новая, свободная ото всего – от прошлого, от ненужных слов и выяснений. Мы такие, какие есть, не лучше не хуже, живем в своих мирах, но нежны и трепетны друг к другу. Я знаю о своих чувствах и совсем не желаю брать с тебя никаких обещаний и обязательств, мне они не нужны. Я думаю, что каждый сам определяет свою судьбу. Навязать свою волю, свое желание невозможно и не имеет смыла. Если ты любишь, если я нужна тебе, ты сам все для себя решишь, будешь стремиться и желать. То же в отношении и меня. Если нет, то, какие бы обещания мы не давали друг другу, ничего путного не выйдет. Милый мой, не знаю как описать свои чувства к тебе… это не разрушающая страсть, не безрассудность, это скорее родство и переплетение душ. Я действительно тебе сестра, я понимаю тебя, твою боль и радость, твои тревоги и сомнения. Мне все это понятно и близко, нам даже не надо говорить, что бы понять друг друга. Я думала что так не бывает, оказалось… бывает. Никогда и ни в чем не посягну на твою свободу, ты и я хозяева своей судьбы. Сейчас мои руки перебирают клавиши, а совсем недавно они пронизывали твои волосы, нежно прикасались ко лбу, прохладой остужали пылающие щеки, нежили и успокаивали, вливали в тебя мою силу и покой. Когда будет наша новая встреча, я вновь коснусь твоей упрямой головы, смахну тяжесть, печаль и безвременье, а твои руки вновь закружат меня в теплый и сладкий омут из которого нет ни желания, ни сил вырываться. При новой встрече… надо только подождать, это самое трудное, но честно говоря и у ожидания наступает долгожданный конец. Подождем?
Если Игорь все еще будет оставаться в деревне к моменту получения тобой этого письма, передай ему от меня пожелание скорейшего выздоровления. Я переживаю за него, думаю, лучше бы ему показаться врачам. Что же вы мужчины так себя не бережете, доставляете нам женщинам столько хлопот и переживаний?! Лена тоже переживает за Игоря, она очень опечалилась и настаивает на том, что бы он обратился к врачам, прошел обследование. Надо убедиться, что внутренние органы не пострадали. Мы жалеем, что не имеем возможности вам помочь в этот трудный момент, но мы вынуждены зарабатывать себе на жизнь, нам не на кого опереться, никто не накормит за нас наши семьи и не решит проблем. Мы сами себе «мужское плечо». Поэтому, не имеем право пренебречь работой и приехать к вам, поухаживать за Игорем. Но это не говорит о нашем равнодушии и неблагодарности, как вам наверно могло показаться. Валер, ты старше и мудрее, донеси это до Игоря, скажи, что мы переживаем, ждем хороших новостей и сожалеем о наших обстоятельствах.
Заканчивать письма всегда трудно. Думаешь о том, что осталось несказанным, да и не все можно сказать словами. Моя подруга Маша, оплакивая собственные любовные неудачи, пеняет мне, когда я пытаюсь ее утешить – «Да-а-а, вот у вас с Валерой все хорошо, вы любите друг друга! Не то что у нас…моя любовь-то безответная!». Ну что я ей могу сказать на это? Я ведь тоже не уверена ни в чем, была у нас Лиза, было три года молчания, ты отказывался от меня, я примирялась с этим и пыталась начать жизнь заново. Сколько всего было! Разве можно быть уверенной? Чувствовать, что все будет именно так как хочется, а не иначе? Может опять появиться какая-то Лиза, может случиться все что угодно… может быть бесконечное счастье, а может боль окончательной потери. Ну кто тут решится угадывать. В любви все получается тогда, когда есть желание двух людей быть счастливыми, когда каждый прикладывает к этому собственные силы и стремление. Поэтому я не требую обязательств, ничего не прошу, ничего не жду. Я устала пить из чаши боли и разочарований, у меня не осталось на это сил. Я просто готова поддержать во всем дорогого мне человека или тихо уйти, если пойму, что не нужна ему, так как он говорит. Я отпустила и себя и тебя как двух птиц на свободу, мы можем лететь друг к другу, а можем свернуть с пути…
Немного грустно я заканчиваю это письмо. Прошу тебя только – не сдавайся мой родной, не опускай рук, не поддавайся слабости и береги себя.
Целую, обнимаю тебя.

***
Здравствуй, милый!
Даже самой не верится, что я могу снова тебе писать. Как давно, мне кажется, я писала тебе и ждала твоих ответных писем. Иногда считаю, что это так, как и должно быть, так же естественно, как дышать воздухом… но в то же время так трудно, трудно ждать и не иметь возможности почувствовать, что мы рядом, что только протяни руку… и будет тепло, нежность. Ты такой суровый, такой таинственный в своих чувствах и мыслях. Я знаю, что ты не все говоришь мне из того, что лежит на твоем сердце. Может, не доверяешь, а может не можешь примириться сам с собой. Я вот тут на досуге размышляла о самом понятии «любовь», что оно такое есть? В чем его суть и как существовать, неся его в своей душе? Пришла только к одному выводу - универсального определения не существует, есть только строго индивидуальный подход. Не мудрствуя, скажу, что у каждого собственное ощущение и понимание этого чувства. Трудно для самого себя определить - то, что испытываешь и есть любовь. Сколько сомнений, попыток отогнать от себя «лишние» эмоции. Я знаю, что испытываю страх перед этим чувством, пытаюсь им управлять, не допустить его победы надо мной. Может от того, что стала старше, приобрела некоторый опыт, пережив одну утрату за другой. Какой я стала? Вспоминаю, какое незамутненное, наивное, объемлющее чувство я испытывала раньше. Мне казалось, что в мире, моем мире не будет места боли и предательству. Я не умела предавать и мне казалось, что другие не будут так поступать со мной. Много страдала от своей доверчивости и распахнутой души, долго зализывала свои раны. А сейчас снова стою на пороге испытания своего сердца. Валерочка, сможешь ли ты понять меня, родной мой? Мне кажется, ты сильнее меня, потому, что умеешь владеть своими чувствами. Думаю, когда безрассудно любишь, готов для любимого на многое, живешь одной мыслью- как сделать так, чтобы быть рядом? Игорь один раз сказал мудрую вещь- для счастья необходимо стремление к нему двоих. Так что правильно? Отпустить ситуацию и наблюдать за течением времени со стороны или прикладывать все силы, что бы устранить все препятствия? Что правильно? Я не знаю. И еще не понятно то ли это чувство ради которого стоит опять рисковать сердцем и душой. Я действительно не знаю – любишь ли ты меня? Чувствую, тебе хорошо, когда я рядом, но сколько сомнений терзает твое сердце! Ты в каком-то недоступном для меня мире, в себе самом, быть может в своем прошлом, которое сам от себя не хочешь отпустить. Так кто я для тебя? Кто для меня ты? Вспоминая нас, когда мы были рядом, я думаю о непередаваемом чувстве гармонии и покоя, которое испытывала, наслаждаясь им. Все было естественным, твои прикосновения, мой на них отклик, только твой взгляд иногда выдавал отстраненность и погруженность в самого себя. О чем ты размышлял, милый? Что было тебе так больно и дорого? Один раз ты сделал мне подарок, которого я не ожидала, говорил со мной по телефону не так холодно и отстраненно, как обычно, а с любовью и теплом. Это потому, что рядом никого не было? Я заметила, что ты стесняешься своих чувств ко мне перед другими. Или эта твоя молчаливость заставляет меня сомневаться? Знаешь, женщины так отвратительно устроены, что хотят слышать от дорогого человека слова любви. Поэтому я так жду твоих писем, на бумаге можно не стесняться и позволить себе сказать все что угодно, ну, если есть что сказать, конечно.
Я боюсь этого письма, боюсь своей откровенности, потому, что так мало времени нам было дано, чтобы узнать друг друга. Я знаю, нет ничего сильнее нас, когда мы рядом, но и никто нам не сделает больнее, чем мы. Ты – мое уязвимое место и я не знаю как его защитить.

***
Привет, милый.
Знаешь, я писала письма, но никак не получалось их отправить, только соберусь, а уже что-то меняется. Вот например, хотела написать о том, что мечтаю об уютном компьютерном столике, ну который уголком, двухъярусный, а вот он у меня уже есть… и именно такой, как я мечтала. Тут как-то упрекнула маму, что она оккупировала телевизор и смотрит только то, что хочет, не учитывая мои пристрастия (редко, но у нас бывают подобные пикировки). И вот, пожалуйста,… папа привез мне телевизор, пусть небольшой и встроенный видик в нем отчего-то не фурычит, но он же показывает! Я вообще заметила, что в этом году мне везет. Исполняются разные желания и больше и маленькие, а вообще год почему-то считается плохим т.к. он «високосный».
На работе все по прежнему, постоянные разъезды, впрочем, разъездов даже больше чем прежде, скоро буду знать Москву, как и положено москвичу. А то я 25 лет в ней (столице) пребываю, а знаю меньше чем перелетный турист. Не люблю ездить на метро, дело не в клаустрофобии или иной чепухе, никаких фобий (страхов всяких) у меня нет, просто мне элементарно душно да еще толкотня. Хорошо хоть на работу я добираюсь наземным транспортом – автотролем (так я называю автобус и троллейбус одним словом). Вообще, это третье место работы у меня, но ни разу я на работу через метро не добиралась.
Мама в отпуск так никуда и не поехала, провела свободные денечки дома. Валер, я испереживалась за нее, что происходит с ее зрением?! Она настолько неуверенно себя чувствует на улице! Стала падать оттого, что не видит выбоин или еще чего-нибудь. Ей каждый день дважды приходиться переходить через дорогу с напряженным движением, в ее состоянии это постоянный риск. Понимаешь, я не падаю духом, просто наверно немного устала. Ладно, это мои проблемы.
Женя совсем потеряла страх и совесть, вконец обнаглела, распустилась и т.д. и т.п.! Как еще выразить мою степень возмущения тем, что за все это время она не написала ни одного письма?! Ни одного!! Кипит мой разум возмущенный! Уж могла бы на один вечер кавалеров своих задвинуть и написать. Надеюсь, она там икает хотя бы, когда я ее вспоминаю.
Чего там с Игорем происходит? Может он уже в Москве, а мы все еще считаем его «дебревской достопримечательностью»?! Если он у вас, то хотелось бы знать, помогать искать работу вновьиспеченному безработному или он вообще решил отказаться от мирской суеты? Без всяких шуток, мы за него переживаем, именно мы, каждая по-своему, но обе.
Как твоя мама? Как она себя чувствует? Я когда была в деревне, с ней почти не разговаривала, так только, поздороваюсь и все. Я просто смущалась, боялась, что она меня осудит, за наши ночные прогулки. Ну, если бы и осудила, то была бы права. Еще я чувствую, что наши отношения она не очень-то одобряет, это понятно, живу-то я не в соседней деревне… Старшие люди они мудрые, знают, что может причинить боль их детям. Только, знаешь ли, сердцу не прикажешь, и иногда нет ничего слаще боли.
Вот, если бы меня спросили, какой момент из твоих с Валерой отношений самый яркий, самый запомнившийся тебе, который доставил больше всего положительных эмоций…. Я бы ответила не колеблясь – момент, когда я проснулась рядом с ним, открыла глаза и смотрела, как от легкого сквозняка колышется штора на окне, а голова моя лежала на его плече и было так уютно и не хотелось никуда уезжать. Наверно, за последние годы моя душа настрадалась так, что наивысшее состояние счастья для меня – покой, гармония, нежность и когда мысли такие шаловливые, искристые.
Ты, кстати, когда соизволишь мне написать? Или дожидаешься, что я разгневаюсь и приеду проводить экзекуцию? Как говориться – за ушко и на солнышко!? Правда, с солнышком сейчас проблематично, но тогда на тучку… Валерка, поимей хоть что-нибудь вроде совести… напиши письмо! Ленишься? Я вот тоже в этом отношении могу лениться, но и побеждать лень тоже пока не разучилась. Аушечки! Валерий, Аушечки!
У нас по многочисленным улочкам Москвы крадется неслышной поступью очередная эпидемия гриппа. Эпидемии – бич больших и малых городов. Грипп – бич сезонный, самый зверский осенью и весной, сколько тут не вакцинируйся – однофигственно, все равно давись соплями и сиди на больничном, скоро думается, я тоже словлю это развлечение. Пью кое-что для профилактики, выциганиваю так сказать отсрочку. Папенька мой уже словил гриппозное развлечение, а мы как говорится ждем-с.
Лена сейчас учится, сдает экзамены, работает. Дома ее практически не бывает, поэтому мы редко созваниваемся, а уж встречались совсем давно. Она мне говорила, что если буду писать тебе, передать от нее привет, исполняю с радостью.
Жду от тебя писем, нам надо постараться, что бы не разорвать тоненькую ниточку, которая удивительным образом связала нас три года назад.
Целую тебя, обнимаю, помню.

***
Здравствуй, родной мой Валерка!
Сколько уже пролетело времени с того момента, как мы с тобой расстались на перекрестке? Если бы не сидящий рядом Игорь, я точно бы разревелась. Всю дорогу до дома я мысленно была с тобой. Я вообще часто думаю о тебе, вспоминаю наше лето. Год назад я даже не предполагала, что снова смогу почувствовать себя счастливой рядом с тобой. Мне казалось, что прошлого не вернуть, но видимо для нас специально сделали исключение из этого незыблемого правила! Нам удалось то, что редко удавалось кому-нибудь еще – вернуть счастливые моменты прошлого и пережить их вновь, даже несколько более ярко чем раньше. ХМ! Я вот подумала… каждая наша новая встреча более эмоциональная, чем предыдущая…. Интересно помечтать, как мы встретимся вновь? Что мы будем творить тогда!? Мне вот очень жаль разбитой машины Игоря, она была в некоторых вопросах просто незаменима, особенно если имелся большой букет цветов!
Да, я соскучилась, очень. Но удивительная вещь происходит… я стала чувствовать тебя на расстоянии. Я знаю, что непременно будет встреча. Пусть сейчас ты далеко, и еще должно пройти время, но мы непременно встретимся опять, надо только верить в это и ждать, только так.
Почему ты совсем мне не пишешь? Только одно письмо за все время, нужно держать данное обещание, не разочаровывай меня.
Что все-таки происходило все это время с Игорем? Хоть мне-то ты можешь это написать? Его поведение остается для меня загадкой. В голову приходит только одно- у него наверно какие-то серьезные проблемы в Москве. Смотрится так буд-то он от кого-то скрывается… Согласись, это странно, когда он, попав в жуткую аварию, вместо того, что бы обратиться за помощью к друзьям и приехать в Москву на обследование и полноценное лечение в больнице, вместо всего этого он залегает как медведь в берлогу в плохо отапливаемом доме, с отсутствием квалифицированных врачей и медикаментов. Непонятно чего он там вылеживает, взрослый же человек и понимает, чем играет. Впрочем, вы наверно за это время сдружились крепче, только прошу тебя, пусть это будет не самогонная дружба, а настоящая крепкая мужская, такая как и должна быть. Я боюсь, что Игорь впадет в депрессию и начнет ее залечивать самогонкой и ты, как друг не сможешь ему отказать. Не дуйся, что я ворчу, просто немного, для профилактики нужно, ты же знаешь, я за тебя беспокоюсь. Ругаться я не умею, а немного поворчать… почему бы и нет?!
Ну вот, снова хорошее настроение и я скажу еще раз, что соскучилась, что помню и хочу тебя видеть как можно скорей. Хочу сказать, что у времени есть крылья и оно умеет незаметно пролетать. Вот уже пролетает декабрь. Первый зимний конь из белой холодной тройки. Скоро встретим новый год, загадаем себе счастья и исполнения всех желаний! Самый прекрасный праздник, самый долгожданный и торжественный, любимый мой праздник. А потом будем ждать неповторимую, каждый год новую и удивительную весну. Ты какое будешь загадывать желание на новый год? Да, будем ждать, потому что это значит – надеяться. Что такое человек без надежды?!
Обнимаю тебя и расцеловываю в обе щеки, очень жду писем от тебя, в которых ты расскажешь мне о том, что у тебя на душе. Письма – они как руки, пока идут друг другу на встречу все можно сказать и спросить, все можно понять.
Еще раз целую нежно

***
Я скучаю….

Я так скучаю по тебе, родной мой Валерка.

Мне так не хватает тебя, твоего тепла и твоих глаз, в которые я могла смотреть часами…
Не знаю, почему время так медленно проплывает, цепляясь острыми краями за сердце? Сколько еще дней и месяцев оно будет ранить?!
Милый мой, как я хочу протянуть руку и коснуться твоей теплой ладони, прохладной щеки, просто убедиться, что ты есть. Вот уж по истине двойственное чувство- я обвиняю Судьбу за то, что она так мучает бесконечной разлукой, терзает память и от всего сердца благодарю ее за то, что испытала с тобой, за то, что в сердце живет надежда на новую встречу и счастье.
Вот мы и встретили 2005-й год! Четыре месяца мы не видели друг друга, подумать только, четыре месяца! А кажется, полжизни. Новый год я встречала вдвоем с мамой, должна была приехать Лена, но она в последний день умудрилась слинять в Казань со своей матушкой, и хотя она вернулась в Москву 6-го января, мы с ней до сих пор еще не увиделись, только по телефону парочку раз болтали. Игорь ей не звонит, я знаю точно, что она на него всерьез обиделась, ну да это их дело, вернее уже его. Похоже, что у него не было к ней серьезных чувств, а жаль, может что-нибудь путное из этого бы и получилось.
Вы мужчины, наверно иногда не в силах понять логику женщин, сомневаетесь, что она у нас вообще присутствует, но мы точно также порой ломаем себе голову над мужскими поступками и мыслями. Вот допустим, мне хотелось услышать от тебя по телефону слова любви, а ты был достаточно скуп на слова. Я как женщина обижаюсь, а ты как мужчина посчитал это нормальным. Вот вроде ничего и не случилось, а на сердце легла тень. Только о такой обиде стыдно говорить, думаешь: «Вот, я скажу, а он посмеется!». Мне кажется, что необходимо говорить, только тогда можно сохранить мир и любовь. Но это, сам понимаешь, моя, женская логика. Ну да мы отвлеклись…
Жаль, что ты не смог приехать в Москву на новогодние праздники. У меня было целых одиннадцать свободных дней, мы могли бы побыть вместе, я показала бы тебе свои любимые улочки, места где я люблю бывать. Ну да что ж теперь, я и не верила, что ты приедешь. Конечно, в моей романтической душе я представляла, что ты как принц оседлаешь Сивку-бурку и прискачешь с мечем на голо спасать меня из каменного заточения! Меня всегда почитали как фантазерку и мечтательницу

***
Радость моя, милый мой человек, я так скучаю, так хочу почувствовать твое тепло! Я замерзаю этой бесконечной зимой. Мне кажется, что я растворяюсь в пространстве, погружаюсь в ледяной туман небытия. Взгляд мой блуждает по серым, безликим вещам, окружающим меня. Невозможно трудно жить вдали от тебя, знать, что ты есть и не иметь возможность почувствовать, коснуться тебя. Как трудно смирять свои чувства, это будто вынужденная борьба со стихией. Как встать лицом к цунами и надеяться руками остановить волну. Перед внутренним взглядом мелькают как кадры фильма наши дни, дни для двоих. Мы прожили их вместе и были счастливы. Теперь это прошлое счастье мешает дышать, мешает чувствовать привычный покой. Можно захлебнуться чувством, можно заплакать просто от мысли, что было счастье. Было. Если с тобой или со мной что-нибудь случиться, если я никогда больше тебя не увижу, если (даже думать так страшно) нам не дано снова почувствовать друг-друга… Нет, мой дорогой, так не должно случиться, я верю, утихнут метели, снова проснется земля, расцветут цветы и ты непременно мне их подаришь и я с любовью приму их из твоих рук. Так будет! Будь сильным, милый, будь моим рыцарем, самым лучшим и хоть далеким, но самым родным.

***
Здравствуй Валера.
Как и обещала пишу тебе письмо. Не знаю, когда ты его получишь, сколько времени пройдет пока оно будет в пути. У меня все хорошо, я снова вышла на работу, встретили меня радостно и мне это конечно было очень приятно. Сейчас заканчивается март, но на улице все еще морозно и дует ледяной ветер, когда же наконец придет долгожданное тепло?!
Так вышло, что с Валентином я не смогла передать тебе письмо, не было времени его написать, но я, как видишь, исправляюсь. Уже прошло полгода как мы снова расстались, время то бесконечно тянется, то летит как пришпоренное. Даже не вериться, что пройдет всего лишь два месяца и наступит лето. Пока неясно когда у меня будет отпуск. А еще возникли сложности с возможным приездом будущим летом в деревню. Галина в этом году не настроена принимать гостей, у нее вполне понятное желание отдохнуть от бесконечного гостеприимства. Так что я не знаю, как быть, если так все сложится, куда мне приезжать? Женька скорее всего приедет в августе, т.к. у нее сейчас много забот об учебе. Я наверно тоже гулять отпуск буду в августе, но это пока не решено окончательно. Мама моя сейчас болеет, здоровье у нее слабенькое, она очень понервничала, когда я попала в больницу. Самое жуткое на свете – страх потерять ребенка. Бедная моя мамочка, столько со мной пережила! Но со мной сейчас все в порядке, выздоровела намного раньше, чем предполагали врачи. Но это грустная тема, а грустить нам никчему.
Рада, что у тебя появится возможность подработать у Валентина, да и ведь скучно сидеть дома без работы, как ты только это терпишь. Хотя, на тебе хозяйство и забот с ним выше крыше, но работа – это прежде всего общение с людьми материальное вознаграждение. Как там поживает твой новый щенок? После твоих устрашающих рассказов, про то как ты велишь ему со мной разобраться, когда я приеду, страшненько становиться, кого ты там растишь, волкодава?! Боюсь! Там у вас и так суровые собачки, а тут еще одна реальная угроза! Шучу я, шучу!
Я ведь правду тебе по телефону сказала, я действительно не чувствую твоей любви. Как то все сухо, ни тепла от тебя ни доброго слова. Не знаю, чем я это заслужила от тебя? Может, правду люди говорили про зазнобушку твою свет-Лизавету? Опять рученьки свои к тебе протянула? Ох, и подкорректирую я ей причесочку, когда она мне на глаза попадется! А может и нет, если у вас там любовь, так что ж мне бучу заводить, мне ведь главное, что бы ты был счастлив. Дал же бог такое переживать – любить человека, который мало того, что за сто верст, так еще и в ответ не любит! Или любит, но так тщательно это скрывает, что и не догадаться! Не злись, Валерка, я это пишу потому, что люблю тебя и больно не видеть ответной любви. Мы девушки к сожалению так устроены, нам нужно чувствовать себя любимыми, иначе нельзя – мысли глупые в голову лезут, на которые вы, мужчины, обижаетесь.
Ладно эту тему надо закрыть, даже если ты не поймешь, что у меня сейчас на душе, ничего страшного, расстояние лечит если не все болезни души, то многие. Люблю тебя, не знаю почему и за что мне это, а просто всем сердцем люблю. Очень жду возможности тебя увидеть и почувствовать рядом. Когда мы вместе все так просто и понятно, что и слова никакие не нужны.
Я уже передавала тебе от Женьки привет? На всякий случай передаю еще раз. От Ленки моей тоже большущий пребольшущий приветище!
Ну вот пожалуй все, самое главное сказано, пусть не все приятным оказалось, но ты на меня не злись, никто больше тебя поросенком с такой нежностью как я не назовет.
Маме своей привет от меня и пожелание крепкого здоровья, помогай ей и оберегай ее.
Целую тебя нежно, обнимаю (жаль, что только на бумаге) и очень скучаю по тебе.

Это было не последнее письмо, это было за 1 год до нашего разрыва.

« В минуту усталости или слабости моральной, когда сомнение переходит в безнадежность, когда решимость сменяется колебанием, когда уверенность в себе теряется и создается тревожное ощущение несостоятельности, когда все прошлое кажется не имеющим никакого значения, а будущее представляется совершенно бессмысленным и бесцельным, в такие минуты я прежде всегда обращался к мыслям о Вас, находя в них и во всем, что связывалось с Вами, с воспоминаниями о Вас, средство преодолеть это состояние».

Адресовано Анне Васильевне Тимиревой, художнице и поэтессе.
Май, 1917 год

Популярное

поэт младшего поколения английских романтиков

« Милая моя девочка!

Ничто в мире не могло одарить меня большим наслаждением, чем твоё письмо, разве что ты сама. Я почти уже устал поражаться тому, что мои чувства блаженно повинуются воле того существа, которое находится сейчас так далеко от меня.

Даже не думая о тебе, я ощущаю твоё присутствие, и волна нежности охватывает меня. Все мои мысли, все мои безрадостные дни и бессонные ночи не излечили меня от любви к Красоте. Наоборот, эта любовь стала такой сильной, что я в отчаянии оттого, что тебя нет рядом, и вынужден в унылом терпении превозмогать существование, которое нельзя назвать Жизнью. Никогда прежде я не знал, что есть такая любовь, какую ты подарила мне. Я не верил в неё; я боялся сгореть в её пламени. Но если ты будешь любить меня, огонь любви не сможет опалить нас — он будет не больше, чем мы, окроплённые росой Наслаждения, сможем вынести.

Так позволь же мне говорить о твоей Красоте, даже если это опасно для меня самого: вдруг ты окажешься достаточно жестокой, чтобы проверить ее Власть над другими?

Должен признаться(раз уж заговорил об этом), что я люблю тебя ещё больше потому, что знаю: ты полюбила меня именно таким, какой я есть, а не по какой-либо иной причине. Я встречал женщин, которые были бы счастливы обручиться с Сонетом или выйти замуж за Роман.

Всегда твой, моя любимая! Джон Китс».

Адресовано Фанни Браун, невеста Джона Китса.

русский поэт, драматург и прозаик

« Сегодня — годовщина того дня, когда я вас впервые увидел; этот день в моей жизни. Чем более я думаю, тем сильнее убеждаюсь, что моё существование не может быть отделено от вашего: я создан для того, чтобы любить вас и следовать за вами; все другие мои заботы — одно заблуждение и безумие. Вдали от вас меня неотступно преследуют сожаления о счастье, которым я не успел насладиться. Рано или поздно, мне, однако, придётся всё бросить и пасть к вашим ногам. Мысль о том дне, когда мне удастся иметь клочок земли в… одна только улыбается мне и оживляет среди тяжелой тоски. Там мне можно будет бродить вокруг вашего дома, встречать вас, следовать за вами…»

Адресовано Наталье Гончаровой.
Март, 1830 год.

русский писатель

« Софья Андреевна, мне становится невыносимо. Три недели я каждый день говорю: нынче все скажу, и ухожу с той же тоской, раскаянием, страхом и счастьем в душе. И каждую ночь, как и теперь, я перебираю прошлое, мучаюсь и говорю: зачем я не сказал, и как, и что бы я сказал. Я беру с собою это письмо, чтобы отдать его вам, ежели опять мне нельзя, или недостанет духу сказать вам всё. Ложный взгляд вашего семейства на меня состоит в том, как мне кажется, что я влюблён в вашу сестру Лизу. Это несправедливо. Повесть ваша засела у меня в голове, оттого, что, прочтя её, я убедился в том, что мне, Дублицкому, не пристало мечтать о счастье, что ваши отличные поэтические требования любви… что я не завидую и не буду завидовать тому, кого вы полюбите. Мне казалось, что я могу радоваться на вас, как на детей…

Скажите, как честный человек, хотите ли вы быть моей женой? Только ежели от всей души, смело вы можете сказать: да, а то лучше скажите: нет, ежели в вас есть тень сомнения в себе. Ради Бога, спросите себя хорошо. Мне страшно будет услышать: нет, но я его предвижу и найду в себе силы снести. Но ежели никогда мужем я не буду любимым так, как я люблю, это будет ужасно!»

Адресовано Софии Бернс.
Сентябрь, 1862 год.

французский писатель

« Как бы хотелось мне провести день у Ваших ног; положив голову Вам на колени, грезить о прекрасном, в неге и упоении делиться с Вами своими мыслями, а иногда не говорить вовсе, но прижимать к губам край Вашего платья!..

О, моя любовь, Ева, отрада моих дней, мой свет в ночи, моя надежда, восхищение, возлюбленная моя, драгоценная, когда я увижу Вас? Или это иллюзия? Видел ли я Вас? О боги! Как я люблю Ваш акцент, едва уловимый, Ваши добрые губы, такие чувственные, — позвольте мне сказать это Вам, мой ангел любви.

Я работаю днём и ночью, чтобы приехать и побыть с Вами две недели в декабре. По дороге я увижу Юрские горы, покрытые снегом, и буду думать о снежной белизне плеч моей любимой. Ах! Вдыхать аромат волос, держать за руку, сжимать Вас в объятиях — вот откуда я черпаю вдохновение! Мои друзья изумляются несокрушимости моей силы воли. Ах! Они не знают моей возлюбленной, той, чей чистый образ сводит на нет все огорчение от их желчных выпадов. Один поцелуй, мой ангел, один медленный поцелуй, и спокойной ночи!»

Адресовано Эвелине Ганской.

австрийский композитор и исполнитель-виртуоз

« Дорогая маленькая жёнушка, у меня к тебе есть несколько поручений. Я умоляю тебя:

1) не впадай в меланхолию,
2) заботься о своем здоровье и опасайся весенних ветров,
3) не ходи гулять одна — а ещё лучше вообще не ходи гулять,
4) будь полностью уверена в моей любви. Все письма тебе я пишу, поставив перед собой твой портрет.
5) Я умоляю тебя вести себя так, чтобы не пострадало ни твоё, ни моё доброе имя, также следи за своей внешностью. Не сердись на меня за такую просьбу. Ты должна любить меня ещё сильнее за то, что я забочусь о нашей с тобой чести.
6) и под конец я прошу тебя писать мне более подробные письма. Я очень хочу знать, приходил ли навестить нас шурин Хофер на следующий день после моего отъезда? Часто ли он приходит, как обещал мне? Заходят ли Лангесы иногда? Как движется работа над портретом? Как ты живёшь? Всё это, естественно, меня чрезвычайно интересует».

Адресовано Констанце.

Предлагаем вам почитать письма знаменитых людей своим возлюбленным. Со временем эти письма стали достоянием общественности, и мы можем узнать не только как конкретные люди писали о любви, признавались в своих чувствах, но и как люди тех времён выражали свои чувства вообще, какими словами, оборотами…

Сегодня в эпоху Интернета и мобильной связи эпистолярный жанр вымирает, но вдруг сегодня у вас появится желание написать хотя бы записку (на бумаге!), короткое послание тому, к кому вы неравнодушны. Возможно, вы сами удивитесь, на что вы способны. А пока можно поучиться этому у знаменитых людей.

Дени Дидро – Софи Волан

Я не могу уехать, не сказав Вам нескольких слов. Итак, моя любимица, Вы ждёте от меня много хорошего. Ваше счастье, даже Ваша жизнь зависит, как Вы говорите, от моей любви к Вам!

Ничего не бойтесь, дорогая моя Софи; моя любовь будет длиться вечно, Вы будете жить и будете счастливы. Я никогда ещё не совершал ничего дурного и не собираюсь ступать на эту дорогу. Я весь Ваш – Вы для меня всё. Мы будем поддерживать друг друга во всех бедах, которые может послать нам судьба. Вы будете облегчать мои страдания; я буду помогать Вам в Ваших. Я смогу всегда видеть Вас такой, какой Вы были в последнее время! Что до меня, то Вы должны признать, что я остался таким же, каким Вы увидели меня в первый день нашего знакомства.

Это не только моя заслуга, но ради справедливости я должен сказать Вам об этом. С каждым днём я чувствую себя все более живым. Я уверен в верности Вам и ценю Ваши достоинства все сильнее день ото дня. Я уверен в Вашем постоянстве и ценю его. Ничья страсть не имела под собой больших оснований, нежели моя.

Дорогая Софи, Вы очень красивы, не правда ли? Понаблюдайте за собой – посмотрите, как идет Вам быть влюблённой; и знайте, что я очень люблю Вас. Это неизменное выражение моих чувств.

Спокойной ночи, моя дорогая Софи. Я счастлив так, как только может быть счастлив человек, знающий, что его любит прекраснейшая из женщин.

Вольфганг Амадей Моцарт - Констанце

Дорогая маленькая жёнушка, у меня к тебе есть несколько поручений. Я умоляю тебя:
1) не впадай в меланхолию,
2) заботься о своем здоровье и опасайся весенних ветров,
3) не ходи гулять одна - а ещё лучше вообще не ходи гулять,
4) будь полностью уверена в моей любви. Все письма тебе я пишу, поставив перед собой твой портрет.
6) и под конец я прошу тебя писать мне более подробные письма. Я очень хочу знать, приходил ли навестить нас шурин Хофер на следующий день после моего отъезда? Часто ли он приходит, как обещал мне? Заходят ли Лангесы иногда? Как движется работа над портретом? Как ты живёшь? Всё это, естественно, меня чрезвычайно интересует.
5) Я умоляю тебя вести себя так, чтобы не пострадало ни твоё, ни моё доброе имя, также следи за своей внешностью. Не сердись на меня за такую просьбу. Ты должна любить меня ещё сильнее за то, что я забочусь о нашей с тобой чести.

В.А. Моцарт

Виктор Гюго – Адель Фуше

Несколько слов от тебя, моя любимая Adele, вновь изменили моё настроение. Да, ты можешь делать со мной всё что угодно. И завтра я непременно умру, если волшебный звук твоего голоса и нежное прикосновение твоих обожаемых губ не вдохнут в меня жизнь. С какими противоречивыми чувствами я ложился спать! Вчера, Adele, я утратил веру в твою любовь и призывал час смерти.

Я говорил себе: «Если правда, что она не любит меня, если ничто во мне не смогло заслужить благословения её любви, без которой моя жизнь лишится привлекательности, это ли не причина умереть? Должен ли я жить только ради своего личного счастья? Нет; всё моё существование посвящено ей одной, даже вопреки её желанию. И по какому праву посмел я домогаться её любви? Разве я ангел или божество? Я люблю её, это правда. Я готов с радостью принести ей в жертву всё, что она пожелает, - всё, даже надежду быть любимым ею. Нет в мире преданности большей, чем моя по отношению к ней, к её улыбке, к одному её взгляду.

Но могу ли я быть другим? Разве не она - цель всей моей жизни? Если она выкажет равнодушие ко мне, даже ненависть, это будет моим несчастьем, концом. Но не повредит ли это её счастью? Да, если она не в силах любить меня, я должен винить в этом только себя одного. Мой долг - следовать за ней по пятам, быть рядом с ней, служить преградой для всех опасностей, служить спасительным мостиком, вставать без устали между ней и всеми печалями, не требуя никакой награды, не ожидая никакой благодарности.

Только бесконечное счастье даст она, если иногда соизволит бросить жалостливый взгляд на своего раба и вспомнит о нём в миг опасности! Вот так! Если она только позволит мне положить свою жизнь на то, чтобы предугадывать каждое её желание, исполнять все её капризы. Если она только разрешит мне целовать почтительно ее восхитительные следы; если она хотя бы согласится опираться на меня в тяжёлые минуты жизни. Тогда я буду обладать единственным счастьем, к которому стремлюсь.

Но если я готов пожертвовать всем ради неё, должна ли она быть благодарна мне? Её ли это вина, что я люблю её? Должна ли она считать, что обязана любить меня? Нет! Она может смеяться над моею преданностью, принимать мои услуги с ненавистью, отталкивать моё поклонение с презрением, при этом у меня ни на мгновение не будет права пожаловаться на этого ангела; не будет морального права приостановить мою щедрость по отношению к ней, щедрость, которой она пренебрегает. Каждый мой день должен быть отмечен жертвой, принесённой ей, и даже в день моей смерти не исчезнет мой неоплатный долг перед ней».

Таковы мысли, моя возлюбленная Adele, посетившие меня вчера вечером. Только теперь они смешиваются с надеждой на счастье - такое великое счастье, что я не могу думать о нем без трепета.

Это правда, что ты любишь меня, Adele? Скажи, и я поверю в эту изумительную идею. Ты ведь не думаешь, что я сойду с ума от радости, бросив свою жизнь к твоим ногам, будучи уверенным, что сделаю тебя столь же счастливой, сколь счастлив я сам, будучи уверенным, что ты будешь восхищаться мной так же, как я восхищаюсь тобой? О! Твоё письмо восстановило мир в моей душе, твои слова, произнесённые этим вечером, наполнили меня счастьем. Тысяча благодарностей, Аdele, мой возлюбленный ангел. Если бы я мог пасть ниц пред тобой, как перед божеством! Какое счастье ты принесла мне! Аdieu, аdieu, я проведу восхитительную ночь, мечтая о тебе.

Спи спокойно, позволь твоему мужу взять двенадцать поцелуев, которые ты обещала ему, помимо тех, что еще не обещаны.

Бетховен своей Возлюбленной

Даже в постели мысли мои летят к тебе, Бессмертная Любовь моя! Меня охватывает то радость, то грусть в ожидании того, что готовит нам судьба. Я могу жить либо с тобой, либо не жить вовсе. Да, я решил до тех пор блуждать вдали от тебя, пока не буду в состоянии прилететь и броситься в твои объятия, чувствовать тебя вполне своей и наслаждаться этим блаженством. Так должно быть. Ты согласишься на это, ведь ты не сомневаешься в моей верности тебе; никогда другая не овладеет моим сердцем, никогда, никогда. О, Боже, зачем расставаться с тем, что так любишь!

Жизнь, которую я веду теперь в В., тяжела. Твоя любовь делает меня одновременно счастливейшим и несчастнейшим человеком. В мои годы требуется уже некоторое однообразие, устойчивость жизни, а разве они возможны при наших отношениях? Ангел мой, сейчас узнал только, что почта уходит ежедневно, я должен закончить, чтобы ты скорей получила письмо. Будь спокойна; будь спокойна, люби меня всегда.
Какое страстное желание видеть тебя! Ты – моя Жизнь – мое Всё – прощай. Люби меня по-прежнему – не сомневайся никогда в верности любимого тобою
А.
Навеки твой,
Навеки моя,
Навеки мы - наши.

Джек Лондон – Анне Странски

Дорогая Анна:
Я говорил, что всех людей можно разделить на виды? Если говорил, то позволь уточнить – не всех. Ты ускользаешь, я не могу отнести тебя ни к какому виду, я не могу раскусить тебя. Я могу похвастаться, что из 10 человек я могу предсказать поведение девяти. Судя по словам и поступкам, я могу угадать сердечный ритм девяти человек из десяти. Но десятый для меня загадка, я в отчаянии, поскольку это выше меня. Ты и есть этот десятый.

Бывало ли такое, чтобы две молчаливые души, такие непохожие, так подошли друг другу? Конечно, мы часто чувствуем одинаково, но даже когда мы ощущаем что-то по-разному, мы все таки понимаем друг друга, хоть у нас нет общего языка. Нам не нужны слова, произнесенные вслух. Мы для этого слишком непонятны и загадочны. Должно быть Господь смеётся, видя наше безмолвное действо.

Единственный проблеск здравого смысла во всём этом – это то, что мы оба обладаем бешенным темпераментом, достаточно огромным, что нас можно было понять. Правда, мы часто понимаем друг друга, но неуловимыми проблесками, смутными ощущениями, как будто призраки, пока мы сомневаемся, преследуют нас своим восприятием правды. И всё же я не смею поверить в то, что ты и есть тот десятый человек, поведение которого я не могу предсказать.

Меня трудно понять сейчас? Я не знаю, наверное, это так. Я не могу найти общий язык.

Огромный темперамент – вот то, что позволяет нам быть вместе. На секунду в наших сердцах вспыхнула сама вечность и нас притянуло к друг другу, несмотря на то, что мы такие разные.

Я улыбаюсь, когда ты проникаешься восторгом? Эта улыбка, которую можно простить – нет, это завистливая улыбка. 25 лет я прожил в подавленном состоянии.

Я научился не восхищаться. Это такой урок, который невозможно забыть. Я начинаю забывать, но этого мало. В лучшем случае, я надеюсь, что до того как я умру, я забуду всё, или почти всё. Я уже могу радоваться, я учусь этому понемножку, я радуюсь мелочам, но я не могу радоваться тому, что во мне, моим самым сокровенным мыслям, я не могу, не могу. Я выражаюсь неясно? Ты слышишь мой голос? Боюсь нет. На свете есть много лицемерных позёров. Я самый успешный из них

Наполеон Бонапарт – Жозефине

Не было дня, чтобы я не любил тебя; не было ночи, чтобы я не сжимал тебя в своих объятиях. Я не выпиваю и чашки чая, чтобы не проклинать свою гордость и амбиции, которые вынуждают меня оставаться вдалеке от тебя, душа моя. В самом разгаре службы, стоя во главе армии или проверяя лагеря, я чувствую, что мое сердце занято только возлюбленной Жозефиной. Она лишает меня разума, заполняет собой мои мысли.

Если я удаляюсь от тебя со скоростью течения Роны, это означает только то, что я, возможно, вскоре увижу тебя. Если я встаю среди ночи, чтобы сесть за работу, это потому, что так можно приблизить момент возвращения к тебе, любовь моя. В своем письме от 23 и 26 вантоза ты обращаешься ко мне на «Вы». «Вы» ? А, черт! Как ты могла написать такое? Как это холодно!..

…Жозефина! Жозефина! Помнишь ли ты, что я тебе сказал когда-то: природа наградила меня сильной, непоколебимой душой. А тебя она вылепила из кружев и воздуха. Ты перестала любить меня? Прости меня, любовь всей моей жизни, моя душа разрывается.

Сердце моё, принадлежащее тебе, полно страха и тоски…
Мне больно оттого, что ты не называешь меня по имени. Я буду ждать, когда ты напишешь его.
Прощай! Ах, если ты разлюбила меня, значит, ты меня никогда не любила! И мне будет о чем сожалеть!

Наполеон Бонапарт – Жозефине в Милан

Я больше тебя не люблю… Наоборот, я ненавижу тебя. Ты - мерзкая, глупая, нелепая женщина. Ты мне совсем не пишешь, ты не любишь своего мужа. Ты знаешь, сколько радости доставляют ему твои письма, и не можешь написать даже шести беглых строк.

Однако чем Вы занимаетесь целый день, сударыня? Какие неотложные дела отнимают у Вас время, мешают Вам написать своему очень хорошему любовнику?

Что мешает Вашей нежной и преданной любви, которую Вы ему обещали? Кто этот новый соблазнитель, новый возлюбленный, который претендует на все Ваше время, не давая Вам заниматься супругом? Жозефина, берегись: в одну прекрасную ночь я взломаю твои двери и предстану пред тобой.

На самом деле, мой дорогой друг, меня тревожит то, что я не получаю от тебя вестей, напиши мне быстро четыре страницы, и только о тех приятных вещах, которые наполнят мое сердце радостью и умилением.

Надеюсь скоро заключить тебя в свои объятия и покрыть миллионом поцелуев, жгучих, как лучи солнца на экваторе.
Бонапарт

Марк Твен – Ливи

Ливи, дорогая, сегодня мы с радостным гиканьем шесть часов подряд лазали вверх и вниз по крутым холмам, в грязных и мокрых башмаках, под дождём, который не прекращался ни на минуту. Всю дорогу я был бодр и свеж, как жаворонок, и прибыл на место без малейшего чувства усталости. Мы помылись, вылили воду из ботинок, поели, разделись и улеглись спать на два с половиной часа, пока наши одёжки и снаряжение сохли, а ботинки ещё и подвергались чистке. Потом мы надели ещё тёплую одежду и отправились к столу.

Я завёл несколько милых друзей-англичан и завтра увижусь с ними в Зерматте.
Собрал маленький букет цветов, но они завяли. Я отправил тебе полную коробку цветов вчера вечером из Люкербада.

Я только что послал телеграмму, чтобы ты завтра передала семейные новости по телеграфу мне в Рифель. Надеюсь, у вас всё в порядке и вы так же весело проводите время, как и мы. Люблю тебя, моё сердечко, тебя и деток. Передай мою любовь Кларе Сполдинг, а также ребятишкам.

Вагнер – Матильде Везендонк

А моя милая муза всё ещё вдали? Молча ждал я её посещения; просьбами тревожить её не хотел. Муза, как и любовь, осчастливливает свободно. Горе глупцу, горе нищему любви, если он хочет силою взять то, что ему не даётся добровольно. Их нельзя приневоливать. Не правда ли? Не правда ли? Как могла бы любовь быть музою, если бы она позволяла себя принуждать?

А моя милая муза всё ещё вдали от меня?

Чарльз Дарвин – Эмме Веджвуд

Не могу передать тебе, какое удовольствие я получил от визита к Маерам. Я предвкушал будущую безмятежную жизнь: очень надеюсь, что ты сможешь быть так же счастлива, как я. Но когда я думаю об этом, меня пугает, что ты не привыкла к такому образу жизни. Сегодня утром я думал о том, как случилось, что на меня, человека общительного и сугубо рационального, так благотворно действует счастье, и тишина, и уединение. Объяснение, полагаю, достаточно просто, я говорю о нём потому, что оно даст тебе надежду, что со временем я стану менее неотесанным и грубым.

Всему виной пять лет моего путешествия (и, конечно, последние два года), которые, можно сказать, стали началом моей настоящей жизни. Несмотря на активный образ жизни, который я там вёл – восхищался невиданными животными, путешествовал по диким пустыням или непроходимым лесам, расхаживал по палубе старины «Бигля» в ночи – истинное наслаждение доставляло мне только то, что происходило в моей голове. Прости мой эгоизм, я рассказываю об этом в надежде, что ты облагородишь меня, научишь находить счастье не только в построении теорий и осмысливании фактов в тишине и одиночестве.

Дражайшая моя Эмма, я горячо молюсь, чтобы ты никогда не пожалела ни о чём, и я добавлю ещё кое-что – ты получишь во вторник: моя дорогая будущая жена, да благословит тебя Бог…

Сегодня после церкви заходили Лайелы; Лайел так занят геологией, что ему необходима разгрузка; в качестве почётного гостя я обедаю у них во вторник. Сегодня мне было немного стыдно за себя, мы говорили около получаса и всё о геологии, а бедная миссис Лайел сидела рядом, подобно монументу, воплощающему терпение. Наверное, мне стоит попрактиковаться в общении с женским полом, хотя не заметил, чтобы Лайел испытывал хоть какие-то угрызения совести. Надеюсь со временем укрепить свою совесть: немногие мужья, кажется, считают это трудным делом.

После возвращения я несколько раз заглядывал в нашу гостиную, чему ты охотно поверишь. Полагаю, мой вкус в выборе цвета уже испорчен, поскольку я заявляю, что комната смотрится уже менее безобразной. Я получил так много удовольствия, находясь в доме, что, наверное, стал похож на ребёнка-переростка, увлечённого новой игрушкой. Но все же я не совсем ребёнок, поскольку страстно желаю иметь жену и друга.

Джон Китс – Фанни Браун

Милая моя девочка!

Ничто в мире не могло одарить меня большим наслаждением, чем твоё письмо, разве что ты сама. Я почти уже устал поражаться тому, что мои чувства блаженно повинуются воле того существа, которое находится сейчас так далеко от меня.

Даже не думая о тебе, я ощущаю твоё присутствие, и волна нежности охватывает меня. Все мои мысли, все мои безрадостные дни и бессонные ночи не излечили меня от любви к Красоте. Наоборот, эта любовь стала такой сильной, что я в отчаянии оттого, что тебя нет рядом, и вынужден в унылом терпении превозмогать существование, которое нельзя назвать Жизнью. Никогда прежде я не знал, что есть такая любовь, какую ты подарила мне. Я не верил в неё; я боялся сгореть в её пламени. Но если ты будешь любить меня, огонь любви не сможет опалить нас – он будет не больше, чем мы, окроплённые росой Наслаждения, сможем вынести.

Ты упоминаешь «ужасных людей» и спрашиваешь, не помешают ли они нам увидеться вновь. Любовь моя, пойми только одно: ты так переполняешь моё сердце, что я готов превратиться в Ментора, едва заметив опасность, угрожающую тебе. В твоих глазах я хочу видеть только радость, на твоих губах – только любовь, в твоей походке – только счастье.

Я хотел бы видеть в твоих глазах только удовольствие. Пусть же наша любовь будет источником наслаждения, а не укрытием от горя и забот. Но если случится худшее, вряд ли я смогу оставаться философом и следовать собственным предписаниям; если моя твёрдость причинит тебе боль – не смогу! Почему же мне не говорить о твоей Красоте, без которой я никогда не смог бы полюбить тебя? Пробудить такую любовь, как моя любовь к тебе, способна только Красота – иного я не в силах представить. Может существовать и другая любовь, к которой без тени насмешки я готов питать глубочайшее уважение и восхищаться ею. Но она лишена той силы, того цветения, того совершенства и очарования, которыми наполнено моё сердце. Так позволь же мне говорить о твоей Красоте, даже если это опасно для меня самого: вдруг ты окажешься достаточно жестокой, чтобы проверить ее Власть над другими?

Ты пишешь, что боишься – не подумаю ли я, что ты меня не любишь; эти твои слова вселяют в меня мучительное желание быть рядом с тобой. Здесь я усердно предаюсь своему любимому занятию – не пропускаю дня без того, чтобы не растянуть подлиннее кусочек белого стиха или не нанизать парочку другую рифм.

Должен признаться (раз уж заговорил об этом), что я люблю тебя ещё больше потому, что знаю: ты полюбила меня именно таким, какой я есть, а не по какой-либо иной причине. Я встречал женщин, которые были бы счастливы обручиться с Сонетом или выйти замуж за Роман. Я видел твою Комету; хорошо, если бы она послужила добрым предзнаменованием для бедного Раиса: из-за его болезни делить с ним компанию не очень-то весело, тем более что он пытается побороть и утаить от меня свой недуг, отпуская сомнительные каламбуры.

Я расцеловал твое письмо вдоль и поперёк в надежде, что ты, приложив к нему губы, оставила на строчках вкус мёда. Что ты видела во сне? Расскажи мне свой сон, и я представлю тебе толкование.

Всегда твой, моя любимая! Джон Китс

Альфред де Мюссе – Жорж Санд

Моя дорогая Жорж, мне нужно сказать Вам кое-что глупое и смешное. Я по-дурацки пишу Вам, сам не знаю почему, вместо того чтобы сказать Вам все это, вернувшись с прогулки. Вечером же впаду из-за этого в отчаяние. Вы будете смеяться мне в лицо, сочтете меня фразёром. Вы укажете мне на дверь и станете думать, что я лгу.

Я влюблён в Вас. Я влюбился в Вас с первого дня, когда был у Вас. Я думал, что исцелюсь от этого очень просто, видясь с Вами на правах друга. В Вашем характере много черт, способных исцелить меня; я изо всех сил старался убедить себя в этом. Но минуты, которые я провожу с Вами, слишком дорого мне обходятся. Лучше уж об этом сказать - я буду меньше страдать, если Вы укажете мне на дверь сейчас. Сегодня ночью, когда я… [Жорж Санд, редактируя письма Мюссе перед публикацией, перечеркнула два слова и ножницами вырезала следующую строку] я решил сказать Вам, что я был в деревне. Но я не хочу ни загадывать загадок, ни создавать видимость беспричинной ссоры. Теперь, Жорж, Вы, как обычно, скажете: «Ещё один докучный воздыхатель!» Если я для Вас не совсем первый встречный, то скажите мне, как Вы сказали бы это мне вчера в разговоре о ком-то ещё, - что мне делать.

Но умоляю, - если Вы собираетесь сказать мне, что сомневаетесь в истинности того, что я Вам пишу, то лучше не отвечайте вовсе. Я знаю, что Вы обо мне думаете; говоря это, я ни на что не надеюсь. Я могу только потерять друга и те единственно приятные часы, которые провёл в течение последнего месяца. Но я знаю, что Вы добры, что Вы любили, и я вверяюсь вам, не как возлюбленной, а как искреннему и верному товарищу.

Жорж, я поступаю как безумец, лишая себя удовольствия видеть Вас в течение того короткого времени, которое Вам остается провести в Париже до отъезда в Италию. Там мы могли бы провести восхитительные ночи, если бы у меня было больше решительности. Но истина в том, что я страдаю, и мне не хватает решительности.
Альфред де Мюссе

Генрих VIII - Анне Болейн

Возлюбленная моя и друг мой, моё сердце и я передаём себя в Ваши руки, в смиренной мольбе о Вашем добром расположении и о том, чтобы Ваша привязанность к нам не стала бы меньше, пока нас нет рядом. Ибо не будет для меня большего несчастья, нежели усугубить Вашу печаль. Достаточно печали приносит разлука, даже больше, чем мне когда-либо представлялось. Сей факт напоминает мне об астрономии: чем дальше полюса от солнца, тем нестерпимей жар. То же с нашей любовью, ибо отсутствие Ваше разлучило нас, но любовь сохраняет свой пыл - по крайней мере с моей стороны. Надеюсь, с Вашей тоже.

Уверяю Вас, что в моём случае тоска от разлуки настолько велика, что была бы невыносима, не будь я твёрдо уверен в прочности Ваших чувств ко мне. Не видя возможности оказаться рядом с Вами, я посылаю Вам вещицу, которая более всего близка мне, сиречь браслет с моим портретом, с тем устройством, о котором Вам уже известно. Как бы я хотел оказаться на его месте, чтобы видеть Вас и то, как Вы будете радоваться ему. Писано рукой Вашего верного слуги и друга,
Г.Р.

Гюстав Флобер – Луизе Коле

(Круассе, суббота, час ночи)

Ты говоришь мне очень нежные слова, дорогая Муза. Еh bien, получай в ответ такие нежные слова, какие ты даже не можешь вообразить. Твоя любовь пропитывает меня, будто тёплый дождь, я чувствую себя омытым ею до самых глубин сердца.

Есть ли в тебе хоть что-то, не заслуживающее моей любви, - тело, ум, нежность? Ты открыта душой и сильна разумом, в тебе очень мало поэтического, но ты настоящий поэт. Всё в тебе - прелесть, ты похожа на свою грудь, такая же белоснежная и мягкая. Ни одна из женщин, которых я знал раньше, не может сравниться с тобой.

Вряд ли те, кого я желал, равны тебе. Иногда я пытаюсь представить твоё лицо в старости, и мне кажется, я и тогда буду любить тебя, может быть, даже ещё сильнее.

Иоганн Кристоф Фридрих фон Шиллер – Шарлотте фон Ленгефельд

Правда ли это, дорогая Лотта? Могу ли я надеяться, что Каролина прочла в Вашей душе и передала мне из глубин Вашего сердца то, в чём я не осмеливался себе признаться? О, какою тяжёлою казалась мне эта тайна, которую я должен был хранить всё время, с той минуты, как мы с Вами познакомились.

Часто, когда мы ещё жили вместе, я собирал всё свое мужество и приходил к Вам, намереваясь открыться, но мужество постоянно оставляло меня. В этом моём стремлении я видел эгоизм; я боялся, что забочусь только о своём счастье, и эта мысль страшила меня. Если я не мог быть для Вас тем же, чем Вы были для меня, то мои страдания расстроили бы Вас. Своим признанием я разрушил бы чудесную гармонию нашей дружбы, потерял бы то, что имел, – Ваше чистое, сестринское расположение.

И всё же бывали минуты, когда надежда моя оживала, когда счастье, которое мы могли подарить друг другу, казалось мне бесконечно выше решительно всех рассуждений, когда я даже считал благородным принести ему в жертву всё остальное. Вы могли бы быть счастливы без меня, но никогда не стали бы несчастной из-за меня. Это я в себе живо чувствовал – и на этом тогда построил мои надежды.

Вы могли отдать себя другому, но никто не мог любить Вас чище и нежнее, чем я. Ни для кого иного Наше счастье не могло быть священнее, чем оно всегда было и будет для меня. Всё мое существование, всё, что во мне живёт, всё самое дорогое во мне посвящаю я Вам. И если я стремлюсь облагородить себя, то только для того, чтобы стать более достойным Вас, чтобы сделать Вас более счастливою. Благородство души способствует прекрасным и нерасторжимым узам дружбы и любви. Наша дружба и любовь будут нерасторжимы и вечны, как чувства, на которых мы их воздвигли.

Забудьте всё, что могло стеснять Ваше сердце, позвольте говорить лишь Вашим чувствам. Подтвердите то, на что позволила мне надеяться Каролина. Скажите, что Вы хотите быть моею и что моё счастье не составляет для Вас жертвы. О, убедите меня в этом одним-единственным словом. Близки друг другу наши сердца были уже давно. Пусть же отпадет то единственное чуждое, что стояло до сих пор между нами, и пусть ничто не мешает свободному общению наших душ.

До свиданья, дорогая Лотта. Я жажду подходящей минуты, чтобы описать Вам все чувства моего сердца; они делали меня то счастливым, то снова несчастным так долго. И теперь одно только это желание обитает в моей душе.

…Не медлите с тем, чтобы навсегда унять моё беспокойство. Отдаю в Ваши руки всё счастье моей жизни… До свиданья, дорогая!

Лорд Байрон – леди Каролине Лэм

Дорогая моя Каролина, если слёзы, которые Вы видели и которые, знаю, я не должен был проливать, если бы не волнение, переполнявшее меня в момент расставания с Вами, – волнение, которое Вы должны были почувствовать во время последних событий; если бы всё это не началось ещё до Вашего отъезда; если всё, что я сказал и совершил, и ещё готов сказать и совершить, не доказало в достаточной мере, каковы есть и всегда будут мои чувства по отношению к Вам, моя любовь, тогда у меня нет других доказательств для Вас.

Бог знает, никогда до этой минуты я не думал, что Вы, моя любовь, мой дорогой друг, можете быть такой неистовой. Я не могу выразить всё, сейчас не время для слов. Но я буду испытывать чувство гордости и получать печальное удовольствие от страданий, которые Вы испытали. И от того, что Вы совсем не знаете меня.

Я готов уйти, но с тяжёлым сердцем. Ведь моё появление в этот вечер положит конец любой нелепой истории, которую события этого дня могли породить. Думаете ли Вы теперь, что я холоден, безжалостен и своеволен? Будут ли так думать другие? И Ваша мать? Мать, которой мы должны приносить в жертву гораздо больше, гораздо больше, чем она когда-либо узнает или вообразит.

« Обещаю не любить тебя »? Ах, Каролина, эти обещания в прошлом! Но я объясню все признания должным образом и никогда не перестану чувствовать всё то, чему Вы уже были свидетелем; даже больше того - о чем знает моё сердце и, возможно, Ваше. Пусть Бог простит, защитит и осчастливит Вас навеки. Самый преданный Вам
Байрон

Р.S. Вот к чему привели Ваши насмешки, моя дорогая Каролина. Есть ли что-либо на небесах или на земле, что могло бы сделать меня таким же счастливым, каким Вы меня когда-то сделали? И теперь не меньше, чем тогда, но больше, чем в настоящем времени.

Бог знает, я желаю Вам счастья. Если даже я оставлю Вас или Вы, из чувства долга по отношению к мужу и матери, покинете меня, Вы поймёте, что я говорю правду, когда обещаю и клянусь, что никакой человек, никакое занятие не займёт в моём сердце место которое принадлежит и будет принадлежать Вам вечно, до самой моей смерти. Вы знаете, я бы с радостью бросил всё здесь или даже в загробном мире ради Вас, так неужели мои побуждения могут быть поняты превратно?

Меня не заботит, кто знает об этом и как это может быть использовано - это для тебя, только для тебя. Я был твоим и сейчас я твой, целиком и полностью, чтобы повиноваться, почитать, любить тебя и летать с тобой, когда, где и как тебе будет угодно.

Оноре де Бальзак - графине Эвелине Ганской

Как бы хотелось мне провести день у Ваших ног; положив голову Вам на колени, грезить о прекрасном, в неге и упоении делиться с Вами своими мыслями, а иногда не говорить вовсе, но прижимать к губам край Вашего платья!..

О, моя любовь, Ева, отрада моих дней, мой свет в ночи, моя надежда, восхищение, возлюбленная моя, драгоценная, когда я увижу Вас? Или это иллюзия? Видел ли я Вас? О боги! Как я люблю Ваш акцент, едва уловимый, Ваши добрые губы, такие чувственные, - позвольте мне сказать это Вам, мой ангел любви.

Я работаю днём и ночью, чтобы приехать и побыть с Вами две недели в декабре. По дороге я увижу Юрские горы, покрытые снегом, и буду думать о снежной белизне плеч моей любимой. Ах! Вдыхать аромат волос, держать за руку, сжимать Вас в объятиях - вот откуда я черпаю вдохновение! Мои друзья изумляются несокрушимости моей силы воли. Ах! Они не знают моей возлюбленной, той, чей чистый образ сводит на нет все огорчение от их желчных выпадов. Один поцелуй, мой ангел, один медленный поцелуй, и спокойной ночи!

Франсуа Вольтер к Олимпии Дюнуайэ

Мне кажется, милая барышня, что вы меня любите, потому будьте готовы в данных обстоятельствах пустить в ход всю силу вашего ума. Лишь только я вернулся вчера в отель, г. Лефебр сказал мне, что сегодня я должен уехать, и я мог только отсрочить это до завтра; однако он запретил мне отлучаться куда-либо до отъезда; он опасается, чтобы сударыня ваша матушка не нанесла мне обиды, которая может отозваться на нём и на короле; он даже не дал мне ничего возразить; я должен непременно уехать, не повидавшись с вами. Можете представить себе моё отчаяние. Оно могло бы стоить мне жизни, если бы я не надеялся быть вам полезным, лишаясь вашего драгоценного общества. Желание увидеть вас в Париже будет утешать меня во время моего пути. Не буду больше уговаривать вас оставить вашу матушку и увидаться с отцом, из объятий которого вас вырвали, чтобы сделать здесь несчастной.

Я проведу весь день дома. Перешлите мне три письма: одно для вашего отца, другое для вашего дяди, и третье для вашей сестры; это безусловно необходимо, я передам их в условленном месте, особенно письмо вашей сестре. Пусть принесёт мне эти письма башмачнике: обещайте ему награду; пусть он придёт с колодкой в руках, будто для поправки моих башмаков. Присоедините к этим письмам записочку для меня, чтобы, уезжая, мне послужило хотя бы это утешением, но, главное, во имя любви, которую я питаю к вам, моя дорогая, пришлите мне ваш портрет; употребите все усилия, чтобы получить его от вашей матушки; он будет себя чувствовать гораздо лучше в моих руках, чем в её, ибо он уже царит в моём сердце.

Слуга, которого я посылаю к вам, безусловно предан мне; если вы хотите выдать его вашей матери за табакерщика, то он – нормандец и отлично сыграет свою роль: он передаст вам все мои письма, которые я буду направлять по его адресу, и вы можете пересылать свои также через него; можете также доверить ему ваш портрет.

Пишу вам ночью, ещё не зная, как я уеду; знаю только, что должен уехать: я сделаю всё возможное, чтобы увидать вас завтра до того, как я покину Голландию. Но так как я не могу этого обещать наверное, то говорю вам, душа моя, моё последнее прости, и, говоря вам это, клянусь всею тою нежностью, какую вы заслуживаете.

Да, дорогая моя Пимпеточка, я буду вас любить всегда; так говорят даже самые ветреные влюблённые, но их любовь не основана, подобно моей, на полнейшем уважении; я равно преклоняюсь пред вашей добродетелью, как и пред вашей наружностью, и я молю небо только о том, чтобы иметь возможность заимствовать от вас ваши благородные чувства. Моя нежность позволяет мне рассчитывать на вашу; я льщу себя надеждой, что я пробужу в вас желание увидать Париж; я еду в этот прекрасный город вымаливать ваше возвращение; буду писать вам с каждой почтой чрез посредство Лефебра, которому вы будете за каждое письмо что-нибудь давать, дабы побудить его исправно делать своё дело.

Ещё раз прощайте, дорогая моя повелительница; вспоминайте хоть изредка о вашем несчастном возлюбленном, но вспоминайте не ради того, чтобы грустить; берегите свое здоровье, если хотите уберечь моё; главное, будьте очень скрытны; сожгите это моё письмо и все последующие; пусть лучше вы будете менее милостивы ко мне, но будете больше заботиться о себе; будем утешаться надеждой на скорое свиданье и будем любить друг друга всю нашу жизнь. Быть может, я сам приеду за вами; тогда я буду считать себя счастливейшим из людей; лишь бы вы приехали – я буду вполне удовлетворен. Я хочу только вашего счастья, и охотно купил бы его ценою своего. Я буду считать себя весьма вознаграждённым, если буду знать, что я способствовал вашему возвращению к благополучию.
Прощайте, дорогая душа моя! Обнимаю вас тысячу раз.

Несколько дней спустя. (1713 г.)

Меня держат в плену от имени короля; меня могут лишить жизни, но не любви к вам. Да, моя дорогая возлюбленная, я увижу вас сегодня вечером, хотя бы мне пришлось сложить голову на плахе. Ради Бога, не говорите со мною в таких мрачных выражениях, как пишете. Живите, но будьте скрытны; остерегайтесь сударыни вашей матушки, как самого злейшего вашего врага; что я говорю? Остерегайтесь всех в мире и не доверяйтесь никому. Будьте готовы к тому времени, когда появится луна; я выйду из отеля инкогнито, возьму карету и мы помчимся быстрее ветра в Ш.; Я захвачу чернила и бумагу; мы напишем наши письма; но если вы меня любите, утешьтесь, призовите на помощь всю вашу добродетель и весь ваш ум… Будьте готовы с четырёх часов; я буду вас ждать близ вашей улицы. Прощайте, нет ничего, чего бы я не вынес ради вас. Вы заслуживаете ещё гораздо большего. Прощайте, дорогая душа моя.

Екатерина Великая – князю Григорию Потёмкину

Ноября 15 ч. 1789 г.

Друг мой любезный, князь Григорий Александрович. Не даром я тебя люблю и жаловала, ты совершенно оправдываешь мой выбор и моё о тебе мнение; ты отнюдь не хвастун, и выполнил все предположения, и цесарцев выучил турков победить; тебе Бог помогает и благословляет, ты покрыть славою, я посылаю к тебе лавровый венец, который ты заслужил (но он ещё не готов); теперь, мой друг, прошу тебя, не спесивься, не возгордись, но покажи свету великость своей души, которая в счастье столь же ненадменна, как и не унывает в неудаче. Il n’y a pas de douceur mon ami que je ne voudrais vous dire: Vous etes charmant d’avoir pris Benders sans qu’il en aye coute un seul homme.

Усердие и труд твой умножили бы во мне благодарность, если б она и без того не была такова, что увеличиться уже не может. Бога прошу да укрепить силы твои; меня болезнь твоя очень беспокоила, однако, не имея от тебя более двух недель писем, я думала, что возишься около Бендер, либо завёл мирные переговоры. Теперь вижу, что догадка моя не была без основания. Нетерпеливо буду ожидать приезда Попова; будь уверен, что я для твоей вверенной армии генералитета всё сделаю, что только возможно будет, равномерно и для войска: их труды и рвение того заслужили. Как обещанную записку о цесарских награждениях получу, то и тебе скажу и мое мнение.

Любопытна я видеть письма Волосского господаря и капитана-паши бывшего о перемирии и твои ответы; всё cиe уже имеет запах мира, и тем самым непротивно. План о Польше, как его получу, то рассмотрю и не оставлю тебе, как скоро возможно, дать решительный ответь. В Финляндии начальника переменить крайне нужно, ни в чем на теперешнего положиться нельзя; в Нейшлот я сама принуждена была послать соль отсюда, ибо люди без соли в крепости; я велела мясо дать людям, а он мясо поставил в Выборг, где мясо сгнило без пользы; ни на что не решится; одним словом, неспособен к предводительству, и под ним генералы шалят и интригуют, а дела не делают, когда прилично; из сего можешь судить, сколько нужно сделать перемен там. Присланного от тебя молодца я пожаловала полковником и в флигель-адьютанты за добрые вести. L’enfant* trouve que Vous avez plus d’esprit et que Vous etes plus amusant et plus aimable, que tous ceux qui Vous entourent; mais sur cegi gardez nous le secret car il ignore que je sais cela; за весьма ласковой твой приём они крайне благодарны; брат их Димитрий женится у Вяземского на третьей дочери.

Александр Грибоедов – Нине Чавчавадзе

Душенька. Завтра мы отправляемся в Тейран, до которого отсюда четыре дни езды. Вчера я к тебе писал с нашим одним подданным, но потом расчёл, что он не доедет до тебя прежде двенадцати дней, так же к M-me Macdonald, вы вместе получите мои конверты. Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить. Прежде расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан, но день, два, неделя, и тоска исчезала, теперь чем далее от тебя, тем хуже. Потерпим ещё несколько, Ангел мой, и будем молиться Богу, чтобы нам после того никогда боле не разлучаться.

Пленные здесь меня с ума свели. Одних не выдают, другие сами не хотят возвратиться. Для них я здесь даром прожил, и совершенно даром.

Дом у нас великолепный, и холодный, каминов нет, и от мангалов у наших у всех головы пересохли.

Вчера меня угощал здешний Визирь, Мирза Неби, брать его женился на дочери здешнего Шахзады, и свадебный пир продолжается четырнадцать дней, на огромном двор несколько комнат, в которых угощение, лакомство, ужин, весь двор покрыт обширнейшим полотняным навесом, в роде палатки, и богато освещён, в середине Театр, разные представления, как те, которые мы с тобою видели в Табризе, кругом гостей человек до пятисот, сам молодой ко мне являлся в богатом убранстве.

Однако, душка, свадьба наша была веселее, хотя ты не Шахзадинская дочь, и я незнатный человек. Помнишь, друг мой неоценённый, как я за тебя сватался, без посредников, тут не было третьего. Помнишь, как я тебя в первый раз поцеловал, скоро и искренно мы с тобой сошлись, и на веки. Помнишь первый вечер, как маменька твоя и бабушка и Прасковья Николаевна сидели на крыльце, а мы с тобою в глубине окошка, как я тебя прижимал, а ты, душка, раскраснелась, я учил тебя, как надобно целоваться крепче и крепче. А как я потом воротился из лагеря, заболел, и ты у меня бывала. Душка!..

Когда я к тебе ворочусь! Знаешь, как мне за тебя страшно, всё мне кажется, что опять с тобою то же случится, как за две недели перед моим отъездом. Только и надежды, что на Дереджану, она чутко спит по ночам, и от тебя не будет отходить. Поцелуй ее, душка, и Филиппу и Захарию скажи, что я их по твоему письму благодарю. Если ты будешь ими довольна, то я буду уметь и их сделать довольными.

Давеча я осматривал здешний город, богатые мечети, базар, караван-сарай, но всё в развалинах, как вообще здешнее Государство. На будущий год, вероятно, мы эти места вместе будем проезжать, и тогда всё мне покажется в лучшем виде.

Прощай, Ниночка, Ангельчик мой. Теперь 9 часов вечера, ты, верно, спать ложишься, а у меня уже пятая ночь, как вовсе бессонница. Доктор говорит от кофею. А я думаю совсем от другой причины. Двор, в котором свадьбу справляют, недалек от моей спальной, поют, шумят, и мне не только непротивно, а даже кстати, по крайней мере, не чувствую себя совсем одиноким. Прощай, бесценный друг мой ещё раз, поклонись Агалобеку, Монтису и прочим. Целую тебя в губки, в грудку, ручки, ножки и всю тебя от головы до ног.

Грустно весь твой А. Гр.
Завтра Рождество, поздравляю тебя, миленькая моя, душка. Я виноват (сам виноват и телом), что ты большой этот праздник проводишь так скучно, в Тифлисе ты бы веселилась. Прощай, мои все тебе кланяются.

Любовные письма Александра Пушкина Наталии Гончаровой, неизвестной даме и Анне Керн

Москва, в марте 1830 г. (Черновое, по-французски.)

Сегодня – годовщина того дня, когда я вас впервые увидел; этот день… в моей жизни…
Чем боле я думаю, тем сильнее убеждаюсь, что моё существование не может быть отделено от вашего: я создан для того, чтобы любить вас и следовать за вами; все другие мои заботы – одно заблуждение и безумие. Вдали от вас меня неотступно преследуют сожаления о счастье, которым я не успел насладиться. Рано или поздно, мне, однако, придётся всё бросить и пасть к вашим ногам. Мысль о том дне, когда мне удастся иметь клочок земли в… одна только улыбается мне и оживляет среди тяжелой тоски. Там мне можно будет бродить вокруг вашего дома, встречать вас, следовать за вами…

Москва, в конце августа.

Я отправляюсь в Нижний, без уверенности в своей судьбе. Если ваша мать решилась расторгнуть нашу свадьбу, и вы согласны повиноваться ей, я подпишусь подо всеми мотивами, какое ей будет угодно привести мне, даже и в том случае, если они будут настолько основательны, как сцена, сделанная ею мне вчера, и оскорбления, которыми ей угодно было меня осыпать. Может быть, она права, и я был неправ, думая одну минуту, что я был создан для счастья. Во всяком случай, вы совершенно свободны; что же до меня, то я даю вам честное слово принадлежать только вам, или никогда не жениться.
А. П.

Въезд в Москву запрещён, и вот я заперт в Болдине. Именем неба молю, дорогая Наталья Николаевна, пишите мне, несмотря на то, что вам не хочется писать. Скажите мне, где вы? Оставили ли вы Москву? Нет ли окольного пути, который мог бы меня привести к вашим ногам? Я совсем потерял мужество, и не знаю в самом деле, что делать. Ясное дело, что в этом году (будь он проклят!) нашей свадьбе не бывать. Но неправда ли, вы оставили Москву? Добровольно подвергать себя опасности среди холеры было бы непростительно. Я хорошо знаю, что всегда преувеличивают картину её опустошений и число жертв; молодая женщина из Константинополя говорила мне когда-то, что только la canaille умирает от холеры – всё это прекрасно и превосходно; но всё же нужно, чтобы порядочные люди принимали меры предосторожности, так как именно это спасает их, а вовсе не их элегантность и не их хорошей тон. Итак, вы в деревне хорошо укрыты от холеры, неправда ли?

Пришлите мне ваш адрес и бюллетень о вашем здоровье! Мы не окружены карантинами, но эпидемия ещё не проникла сюда. Болдино имеет вид острова, окружённого скалами. Ни соседа, ни книги. Погода ужасная. Я провожу моё время в том, что мараю бумагу и злюсь. Не знаю, что делается на белом свете, и как поживает мой друг Полиньяк. Напишите мне о том, так как я совсем не читаю журналов. Я становлюсь совершенным идиотом: как говорится – до святости. Что дедушка с его медной бабушкой? Оба живы и здоровы, неправда ли? Передо мной теперь географическая карта; я смотрю, как бы дать крюку и приехать к вам через Кяхту или через Архангельск? Дело в том, что для друга семь верст – не крюк; а ехать прямо в Москву, значить, семь верст киселя есть (да ещё какого! московского!). Вот, поистине, плохие шутки. Je ris jaune, как говорят пуассардки. Прощайте. Повергните меня к ногам вашей maman; мои сердечные приветы всему семейству. Прощайте, мой прелестный ангел. Целую кончики ваших крыльев, как говорил Вольтер людям, которые не стоили вас.

Ты не угадаешь мой ангел, откуда я тебе пишу: из Павловска, между Берновом и Малинниками, о которых, вероятно, я тебе много рассказывал. Вчера, своротя на проселочную дорогу к Яропольцу, узнаю с удовольствием, что проеду мимо, Вульфовых поместий, и решился их посетить. В 8 часов вечера приехал я к доброму моему Павлу Ивановичу (Эгельстрому), который обрадовался мне, как родному. Здесь я нашел большую перемену. Назад тому 5 лет Павловское, Малинники и Берново наполнены были уланами и барышнями, но уланы переведены, а барышни разъехались; из старых моих приятельниц нашел я одну белую кобылу, на которой и съездил в Малинники; но и та уж подо мною не пляшет, не бесится, а в Малинниках, вместо всех Анет, Евпраксий, Саш, Маш, etc, живёт управитель Парасковии Александровны Рейхман, который поподчивал меня шнапсом. Вельяшева, мною некогда воспетая, живёт здесь, в соседстве; но я к ней не поеду, зная, что тебе это было бы не по сердцу.

Здесь обдаюсь я вареньем и проиграл три рубля в двадцать четыре роббера в вист. Ты видишь, что во всех отношениях я здесь безопасен. Много спрашивают меня о тебе; так же ли ты хороша, как сказывают, и какая ты: брюнетка или блондинка, худенькая или плотненькая? Завтра чем свет отправляюсь в Ярополец, где пробуду несколько часов, и отправлюсь в Москву, где, кажется, должен буду остаться дня три. Забыл я тебе сказать, что в Яропольце (виноват: в Торжке) толстая m-lle Pojarsky та самая, которая варит славный квас и жарит славные котлеты, провожая меня до ворот своего трактира, отвечала мне на мои нежности: стыдно вам замечать чужие красоты, у вас у самого жена такая красавица, что я, встретя её (?) ахнула. А надобно тебе знать, что m-lle Pojarsky ни дать ни взять m-me Georges, только немного постарше. Ты видишь, моя жёнка, что слава твоя распространяется по всем уздам. Довольна ли ты? Будьте здоровы все, помнить ли меня Маша, и нет ли у ней новых затей? Прощай, моя плотненькая брюнетка (что ли?) Я веду себя хорошо, и тебе не за что на меня дуться. Письмо это застанет тебя после твоих именин. Гляделась ли ты в зеркало и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете, а душу твою люблю я ещё более твоего лица. Прощай, мой ангел, целую тебя крепко.

Никак не ожидал я, очаровательница, чтобы вы обо мне вспомнили, и от глубины души благодарю вас. Байрон приобрел в глазах моих новую прелесть – все его герои в моём воображении облекутся в незабвенные черты. Вас буду видеть я в Гюльнар и в Леиле; самый идеал Байрона не мог быть так божественно-прекрасен. Итак, вас, и всегда вас, судьба посылает для услаждения моего уединения! Вы – ангел-утешитель, а я не что иное, как неблагодарный, потому что еще ропщу. Вы едете в Петербург; моё изгнание тяготит меня боле, чем когда-нибудь. Может быть, происшедшая перемена приблизить меня к вам; не смею надеяться. Не станем верить надежде; она не что иное, как хорошенькая женщина, которая обходится с нами, как со стариками-мужьями. А что поделывает ваш, мой кроткий гений? Знайте, что под его чертами я представляю себе врагов Байрона, с его женою включительно.

P. S. Опять берусь за перо, чтобы сказать вам, что я у ног ваших, что я всё вас люблю, что иногда ненавижу вас, что третьего дня говорил про вас ужасы, что я целую ваши прелестные ручки, что снова перецеловываю их в ожидании ещё лучшего, что больше сил моих нет, что вы божественны и проч.

Вы издеваетесь над моим нетерпением: вам доставляет особое удовольствие приводить меня в недоумение; мне удастся увидеть вас только завтра – пусть будет так! Я не могу, однако, заниматься только вами одними. Хотя видеть и слышать вас было бы для меня блаженством, я тем не менее предпочитаю писать вам, а не говорить. В вас есть ирония и сарказм, которые озлобляют и отнимают надежду. В вашем присутствии немеет язык и чувствуется какое-то томление. Наверно, вы – демон, т.е. дух сомненья и отрицанья, как сказано в Священном Писании. Недавно вы жестоко отозвались о прошлом: вы сказали мне, что я старался не верить в течение семи лет… Зачем это? Счастье чувствовалось мною так полно, что я не узнал его, когда оно было предо мной.

Не говорите мне более о нём. Бога ради. Сожаление, когда всё делается известным, это острое сожаление, соединенное с каким-то сладострастием, похоже на бешенство de……

Дорогая Элеонора, позвольте мне назвать вас этим именем, напоминающим мне жгучие чтения вместе с увлекавшим меня тогда сладким призраком и вашу собственную жизнь, столь порывистую, бурную и отличную от того, чем бы она должна была быть. Дорогая Элеонора, вам известно, что я испытал на себе всю силу вашего обаяния и обязан вам тем, что любовь имеет самого сладостного. От всего этого у меня осталась одна привязанность – правда, очень нежная, и немного страха, которого я не могу побороть в себе. Если вам когда-нибудь попадутся на глаза эти строки, я знаю, что вы тогда подумаете: «он оскорблён прошлым, вот и вёе; он заслуживает, чтоб я его вновь…» Неправда ли?

А между тем, если бы я, принимаясь за перо, вздумал вас спросить о чем-нибудь, то я, право, не знал бы, о чем. Да… разве о дружбе. Эта просьба была бы вульгарна, как просьба нищего о куске хлеба. На самом же деле мне нужна ваша интимность…

А между тем вы всё так же хороши, как в тот день, когда ваши губы коснулись моего лба. Я чувствую ещё до сих пор их влажность и невольно превращаюсь в правоверного; но вы будете… Эта красота надвигается, как лавина; le monde aura vorte ame – restez debout quelque temps encore, etc.

Виссарион Белинский – Марии Орловой

Вчера должны были вы получить первое письмо моё к вам. Я знаю, с каким нетерпением, с каким волнением ждали вы его; знаю, с какою радостью и каким страхом услышали вы, что есть письмо к А. В., и какого труда стоило вам с сестрою принять на себя вид равнодушия. Я не мог писать к вам тотчас же по приезде в Петербург, потому что жил на биваках и был вне себя. Первое письмо моё написано кое-как. В продолжение дней, в которые должно было идти оно в М., я только и думал о том, когда вы получите.его; я мучился тем же нетерпением, как и вы; мысль моя погоняла ленивое время и упреждала его; с радостью видел я наступление вечера и говорил себе: «днём меньше!» Но вчера я был, как на углях, рассчитывая, в котором часу должны вы получить моё письмо.

Я не могу видеть вас, говорить с вами, и мне остается только писать к вам; вот почему второе письмо моё получите вы, не успевши освободиться из-под впечатления от первого. Мысль о вас делает меня счастливым, и я несчастен моим счастьем, ибо могу только думать о вас. Самая роскошная мечта стоит меньше самой небогатой существенности; а меня ожидает богатая существенность: что же и к чему мне все мечты, и могут ли они дать мне счастье? Нет, до тех пор, пока вы не со мной, – я сам не свой, не могу ничего делать, ничего думать. После этого очень естественно, что все мои думы, желания, стремления сосредоточились на одной мысли, в одном вопросе: когда же это будет? И пока я ещё не знаю, когда именно, но что-то внутри меня говорить мне, что скоро. О, если бы это могло быть в будущем месяце!

Без меня мои растения ужасно разрослись, а что больше всего обрадовало меня, так это то, что без меня расцвела одна из моих олеандр. Я очень люблю это растение, и у меня их целых три горшка. Одна олеандра выше меня ростом. После тысячи мелких и ядовитых досад и хлопот, Боткин, наконец, уехал за границу. Это было в субботу (4 сентября). Я провожал его до Кронштадта. День был чудесный, – и мне так отрадно было думать и мечтать о вас на море. Расстались мы с Б. довольно грустно, чему была важная причина, о которой узнаете после.

Странное дело! Я едва мог дождаться, когда перейду на мою квартиру, а тут мне тяжела была мысль, что я вот сегодня же ночую в ней. И теперь ещё мне как-то дико в ней. Впрочем, это будет так до тех пор, пока я вновь не найду самого себя, т.е., пока вы не возвратите меня самому мне. До тех пор мне одно утешение и одно наслаждение: смотреть на стены и мысленно определять перемещение картин и мебели. Это меня ужасно занимает.

Скажите: скоро ли получу я от вас письмо? Жду – и не верю, что дождусь, уверен, что получу скоро – и боюсь даже надеяться. О, не мучьте меня, но, ведь, вы уже послали ваше письмо, и я получу его сегодня, завтра! – не правда ли?

Прощайте. Храни вас Господь! Пусть добрые духи окружают вас днём, нашёптывают вам слова любви и счастья, а ночью посылают вам хорошие сны. А я, – я хотел бы теперь хоть на минуту увидать вас, долго, долго посмотреть вам в глаза, обнять ваши колени и поцеловать край вашего платья. Но нет, лучше дольше, как можно дольше, не видаться совсем, нежели увидеться на одну только минуту, и вновь расстаться, как мы уже расстались раз. Простите меня за эту болтовню; грудь моя горит; на глазах накипает слеза: в таком глупом состоянии обыкновенно хочется сказать много и ничего не говорится, или говорится очень глупо.

Странное дело! В мечтах я лучше говорю с вами, чем на письме, как некогда заочно я лучше говорил с вами, чем при свиданиях. Что-то теперь Сокольники. Что заветная дорожка, зелёная скамеечка, великолепная аллея? Как грустно вспомнить обо всём этом, и сколько отрады и счастья в грусти этого воспоминания!

Лев Толстой – Софии Бернс

Софья Андреевна, мне становится невыносимо. Три недели я каждый день говорю: нынче все скажу, и ухожу с той же тоской, раскаянием, страхом и счастьем в душе. И каждую ночь, как и теперь, я перебираю прошлое, мучаюсь и говорю: зачем я не сказал, и как, и что бы я сказал. Я беру с собою это письмо, чтобы отдать его вам, ежели опять мне нельзя, или недостанет духу сказать вам всё. Ложный взгляд вашего семейства на меня состоит в том, как мне кажется, что я влюблён в вашу сестру Лизу. Это несправедливо. Повесть ваша засела у меня в голове, оттого, что, прочтя её, я убедился в том, что мне, Дублицкому, не пристало мечтать о счастье, что ваши отличные поэтические требования любви… что я не завидую и не буду завидовать тому, кого вы полюбите. Мне казалось, что я могу радоваться на вас, как на детей.

В Ивицах я писал: «Ваше присутствие слишком живо напоминаешь мне мою старость, и именно вы». Но и тогда, и теперь я лгал перед собой. Ещё тогда я мог бы оборвать всё и опять пойти в свой монастырь одинокого труда и увлечения делом. Теперь я ничего не могу, а чувствую, что напутал у вас в семействе; что простые, дорогие отношения с вами, как с другом, честным человеком потеряны. И я не могу ухать и не смею остаться. Вы честный человек, руку на сердце, не торопясь, ради Бога не торопясь, скажите, что мне делать? Чему посмеёшься, тому поработаешь. Я бы помер со смеху, если бы месяц тому назад мне сказали, что можно мучаться, как я мучаюсь, и счастливо мучаюсь это время.

Скажите, как честный человек, хотите ли вы быть моей женой? Только ежели от всей души, смело вы можете сказать: да, а то лучше скажите: нет, ежели в вас есть тень сомнения в себе. Ради Бога, спросите себя хорошо. Мне страшно будет услышать: нет, но я его предвижу и найду в себе силы снести. Но ежели никогда мужем я не буду любимым так, как я люблю, это будет ужасно!

«Любовь в письмах...» Письма пропитанные Любовью и Романтикой.

Ladislas Wladislaw von Czachorski (1850-1911),кликабельна

Я пишу тебе письма лучами рассвета,
Опускаю конверты в холодный туман,
Но плохой почтальон из осеннего ветра,
Ты не слышишь меня, наша встреча - обман.

Так решила судьба, яркой вспышкою света,
Кратким мигом безумия нас ослепив...
Золотою порой сумасшедшего лета,
Мимолетное счастье и нам подарив.

Вновь приходят дожди, полосуя упруго
Лобовое стекло и полоску шоссе,
Напевает мне песенку осень-подруга
Под шуршание шин об упавшей звезде...

Я пишу тебе письма лучами рассвета,
Мне не нужен ответ, пусть продлится обман,
Твое имя останется капелькой света,
Согревая меня в предрассветный туман...

Виталий Сон

Carl Schweninger, Jr. (1854-1903),кликабельна

William Maw Egley (1826-1916)

Моя единственная Жозефина - вдали от тебя весь мир кажется мне пустыней, в которой я один... Ты овладела больше чем всей моей душой. Ты - единственный мой помысел; когда мне опостылевают докучные существа, называемые людьми, когда я готов проклясть жизнь, - тогда опускаю я руку на сердце: там покоится твое изображение; я смотрю на него, любовь для меня абсолютное счастье... Какими чарами сумела ты подчинить все мои способности и свести всю мою душевную жизнь к тебе одной? Жить для Жозефины! Вот история моей жизни...Умереть, не насладившись твоей любовью, - это адская мука, это верный образ полного уничтожения. Моя единственная подруга, избранная судьбою для совершения нам вместе тяжкого жизненного пути, - в тот день, когда твое сердце не будет больше мне принадлежать, - мир утратит для меня всю свою прелесть и соблазн.

Delphin Enjolras (1857-1945)

Thomas Benjamin Kennington (1856-1916)

Я только что получил твое письмо, моя обожаемая подруга; оно наполнило радостью мое сердце. Я очень благодарен тебе за подробные известия, которые ты сообщаешь о себе; твое здоровье, по-видимому, теперь лучше; вероятно, ты уже поправилась. - Очень советую тебе ездить верхом, тебе это должно быть полезно.С тех пор, как мы расстались, я все время печален. Мое счастье - быть возле тебя. Непрестанно думаю а твоих поцелуях, а твоих слезах, а твоей обворожительной ревнивости, и прелести несравненной Жозефины непрестанно воспламеняют мое все еще пылающее сердце и разум. Когда освобожусь я от всех тревог, всех дел, чтобы проводить с тобой все минуты моей жизни; когда моим единственным занятием будет любить тебя и думать о счастье, говорить тебе и доказывать это? Я пошлю тебе твою лошадь; все же надеюсь, - ты скоро сможешь ко мне приехать.Недавно еще я думал, что горячо люблю тебя, но с тех пор как увидел вновь, чувствую, что люблю тебя еще в тысячу раз больше. Чем больше я тебя узнаю, тем больше обожаю. Это доказывает ложность мнения Ла-Брюэра, что любовь возгорается внезапно. Все в природе имеет свое развитие и различные степени роста. Ах, молю тебя, открой мне какие-нибудь твои недостатки! Будь менее прекрасна, менее любезна, менее нежна, и прежде всего - менее добра! Никогда не ревнуй и не плачь; твои слезы лишают меня разума, жгут меня. Верь мне, что теперь у меня не может быть ни одной мысли, ни одного представления, которые не принадлежали бы тебе.Поправляйся - отдыхай - скорее восстанови свое здоровье. Приезжай ко мне, дабы мы, по крайней мере, могли сказать раньше чем придет смерть: «У нас было столько счастливых дней!»Миллион поцелуев- даже твоему Фартюнэ*, несмотря на его злобность.

Delphin Enjolras,кликабельна

Albert Roelofs (1877-1920)

Я так далеко от тебя! Меня окружает густой мрак! и это будет длиться да тех пор, пока ужасающие молнии наших пушек, которыми мы завтра встретим врага, рассеют этот мрак.Жозефина! ты плакала, когда я с тобой расставался; ты плакала! Все внутри содрогается у меня при одной этой мысли! Но будь спокойна и утешься. Вурмзер* *) дорого заплатит мне за эти слезы!

Я больше тебя не люблю... Наоборот, - я ненавижу тебя. Ты - гадкая, глупая, нелепая женщина. Ты мне совсем не пишешь, ты не любишь своего мужа. Ты знаешь, сколько радости доставляют ему твои письма, и не можешь написать даже шести беглых строк.Однако, чем вы занимаетесь целый день, сударыня? Какие важные дела отнимают у вас время, мешают вам написать вашему возлюбленному? Что заслоняет вашу нежную и стойкую любовь, которою вы так ему хвастались? Кто этот новый соблазнитель, новый возлюбленный, который претендует на все ваше время, мешая вам заниматься вашим супругом? Жозефина, берегитесь, - не то в одну прекрасную ночь твои двери будут взломаны, и я предстану пред тобой.В самом деле, мая дорогая, меня тревожит то, что я не получаю от тебя известий, напиши мне тот час четыре страницы и только о тех милых вещах, которые наполняют мне сердце радостью и умилением.Надеюсь, скоро заключить тебя в свои объятия и осыпать миллионом поцелуев, жгущих меня словно лучи экватора. * Комнатная собачка Жозефины с которой она никогда не расставалась* Граф Вурмзер - австрийский генерал-фельдмаршал, разбитый на следующий день в битве при Кастилионе.

Eduardo Leon Garrido

Giovanni Boldini (1842-1931)

George Goodwin Kilburne (1839-1924)

Государь! Я получила чрез моего сына удостоверение, что Ваше Величество изъявили согласие на мое возвращение в Мальмэзон, и на выдачу мне средств для попра-вления Наваррского замка. Эта двойная ваша милость, Государь, облегчает меня от огромных забот и избавляет от опасений, на которые наводило меня длительное молчание Вашего Величества. Меня тревожила мысль - быть вами окончательно позабытой, теперь я вижу, что этого нет. И потому я теперь менее несчастна, ибо быть счастливой -вряд ли уже мне когда удастся в будущем. В конце этого месяца я отправлюсь в Мальмэзон, если Ваше Величество не находит к тому препятствий. Но я считаю нужным сказать вам, Государь, что я не так скоро воспользовалась бы предоставленной мне в этом отношении Вашим Величеством привилегией, если бы жилище в Наварре не требовало бы настоятельных поправок, - не столько ради моего здоровья, сколько ради здоровья меня окружающих. Я намеревалась лишь короткое время пробыть в Мальмэзон; скоро я его покину и поеду на воды. Но Ваше Величество может быть уверено, что я буду жить в Мальмэзон так - словно он находится за тысячу миль от Парижа. Я принесла большую жертву, Государь, и чувствую с каждым днем все больше ее величину; однако, эта жертва, которую я приняла на себя, будет доведена до конца. Счастье Вашего Величества ни в коем случае не будет омрачено никаким выражением моего горя. Непрестанно буду я желать счастья Вашему Величеству, может ради того, чтобы снова вас увидеть; но Ваше Величество может быть уверено, что я всегда буду безмолвно почитать ваше новое положение; уповая на прежнее ваше ко мне отношение, не буду требовать никаких новых доказательств; надеюсь только на справедливость вашу. Я ограничиваюсь, Ваше Величество, просьбой о том, чтобы Ваше Величество само соблаговолило изыскать способ - доказать мне и моим приближенным, что я еще занимаю маленькое место в вашей памяти, и - большое в вашем уважении и дружбе. Что бы это ни было - это смягчит мое горе, не нарушая при этом, как мне кажется, счастья Вашего Величества, о котором Я больше всего думаю. Жозефина

Не по поводу утраты трона позволяю я себе выразить вам сочувствие; по собственному опыту знаю, что с этим можно примириться; но больше всего скорблю я о том горе, которое доставило вам расставанье с вашими старыми сподвижниками по славе. Ах! как охотно полетела бы я к вам, чтобы доказать вам, что изгнание может спугнуть лишь мелкую душу, и что несчастье не только не уменьшило мою бескорыстную привязанность, но придало ей еще новую силу. Я намеревалась покинуть Францию, последовать за вами, посвятить вам остаток жизни, от чего вы были так долго избавлены. Меня удержала одна единственная причина, и вы ее отгадаете. Когда я узнаю, что я, наперекор всем вероятиям, единственная, желающая выполнить свой долг - ничто не сможет меня удержать, и я отправляюсь в то единственное на земле место, где отныне я могу быть счастлива, ибо там я могу утешать вас - находящегося одного в несчастии. Прощайте, Государь, все, что я могла бы прибавить, - покажется излишним; теперь нужно не на словах, а на деле доказывать вам свое отношение. Мне нужно ваше согласие.

Haynes King (1831-1904)

James Jacques Joseph Tissot (1836-1902)

Petrus Van Schendel (1806-1870)