Контора бурения на белом угле. Контора глубокого бурения

Президент Путин оправдал Михаила Ходорковского. В самом деле, президент сказал, что аукцион по «Юганску» проведен в «строгом соответствии с действующим российским законодательством».Ходорковского, как известно, обвиняют в покупке «Апатита»...

Президент Путин оправдал Михаила Ходорковского. В самом деле, президент сказал, что аукцион по «Юганску» проведен в «строгом соответствии с действующим российским законодательством».

Ходорковского, как известно, обвиняют в покупке «Апатита» через фирмы-пустышки. Судя по всему, покупатели «Юганска» внимательно изучали уголовное дело Ходорковского. И занимались плагиатом.

Правда, за «Байкалфинансгруп» поручился сам президент. Он сказал, что его учредителями являются физические лица, давно занимающиеся нефтедобычей.

При этих словах президента я лично испытала большое облегчение. А то ведь черт его знает, откуда «Байкалфинанс» взял 1,7 млрд долл. залога. Вдруг это деньги бен Ладена.

Но президент Путин меня успокоил. Это не деньги бен Ладена. Это деньги физических лиц, которые давно занимаются нефтью.

И уж если у этих физических лиц, не известных России, но известных президенту Путину, есть лишних 9,3 млрд долл., наверняка они уплатили с них налоги. А то не может же такого быть, что у Ходорковского отняли «Юганск» потому, что он не платил налоги, и передали людям, которые тоже налоги не заплатили.

Видимо, это те самые физические лица, которые учредили ООО «Макойл», которое учредило «Байкалфинансгруп».

Я очень рада за ООО «Макойл». Эта крупная нефтяная компания обладает таким авторитетом, что не ей, а ее «дочке» Сбербанк перевел деньги в воскресенье (!). Да не просто деньги, а деньги Стабилизационного фонда, если верить Виктору Геращенко. То есть бюджета РФ. Правда, мне лично компания «Макойл» неизвестна. Самое близкое, что нашлось при поиске, - это известный бар «Макой» на площади Восстания, где ночью от работы отдыхают центровые девочки.

Но, впрочем, какая разница, что компания «Макойл» не известна публике? Главное, что она известна президенту. Есть же ведь такие физические лица, чья служба и опасна, и трудна. И на первый взгляд как будто не видна. Но если какой-то олигарх не платит налоги и покупает Россию через подставные компании, эти люди всегда готовы прийти на помощь правопорядку.

Зачем купили?

Во всей этой истории есть два самых интересных момента. Момент первый - почему купили именно через «Байкалфинансгруп»?

«Чтобы обойти решение хьюстонского суда. Потому что та компания, которая купит «Юганскнефтегаз» у «Байкалфинансгруп», будет добросовестным приобретателем», - услышала я от одного чиновника.

Но это неграмотный ответ. Добросовестным приобретателем краденого может быть только тот, кто в момент приобретения не знает, что оно крадено. После решения хьюстонского суда никто не может быть добросовестным приобретателем.

«Байкалфинансгруп» не заплатит оставшихся денег и потеряет залог. Зато не потребуется повторного аукциона, и «Юганскнефтегаз» как выморочное имущество перейдет в собственность государства», - услышала я от известного юриста.

Но это тоже неверный ответ. Чтобы «Юганскнефтегаз» перешел в собственность государства, достаточно было просто сорвать аукцион. Российское законодательство позволяет организовать в таких случаях повторный аукцион, но не требует этого. Незачем было бегать между тверской рюмочной и московским баром.

У меня есть своя версия. И основывается она именно на том, что наши таинственные покупатели изучали премудрости экономики на материале уголовного дела «Апатита». Они прочли там про добросовестного приобретателя и решили, что, если, допустим, «Газпром» купил «Юганск» у «Байкалфинансгруп», все будет в порядке. А про Хьюстон в уголовном деле «Апатита» ничего не сказано.

Операция прикрытия

На следующий же день после аукциона экспертам начали звонить из Кремля. Рассказывали, что в Кремле - ужасный скандал. Потому что никто не ожидал победы «Байкалфинансгруп». Мол, это контора Романа Абрамовича, который «подмазал», кого надо, зарегистрировал компанию и вот нанес такой удар. «Это Абрамович», - закричал рынок, хотя, строго говоря, ни из чего такого не следовало, что это Абрамович. А следовало только то, что почему-то в Кремле хотят, чтобы думали, что это Абрамович.

Затем оказалось, что представлял «Байкалфинансгруп» Игорь Минибаев, начальник одного из управлений «Сургутнефтегаза». «Это Сургут!» - закричал рынок, хотя, строго говоря, то, что «Сургутнефтегаз» учредил победителя, еще не значило, что «Сургутнефтегаз» имеет долю в покупке. Это как бизнесмен, который обедает в компании бандитов. Если он заплатил за поляну, это еще не значит, что он - главный.

А уж во вторник завершающий удар нанес сам президент Путин. Заявив, что китайцы, конечно, «ЮКОС» не купили, но, так как у них есть договоренности с «Газпромом», президент «не исключает возможность, что государственная китайская энергетическая компания примет участие в работе и этого актива». И сразу по рынку прошел слух: «Это китайцы!». Хотя, строго говоря, президент ничего такого не сказал. Он только сказал, что дом купил не Петя, но, поскольку Петя дружит с Васей, может быть, Петя зайдет в дом попить чай. А может, и не зайдет.

Интересно, что перед нами - типичная операция прикрытия. Это непременная часть любой спецоперации КГБ: распустить веер слухов, прикрывающий настоящих исполнителей: «Абрамович? Нет, не Абрамович, Богданов». - «Богданов? Нет, не Богданов, китайцы». В операцию прикрытия оказалось вовлечено высшее лицо государства.

Зачем? Бога ради, зачем, когда и так все ясно?

Затем, что это специальность покупателей. Они не умеют покупать компании, но они умеют проводить спецоперации.

Операцию прикрытия проводили потому, что это специальность покупателей. Они не умеют покупать компании, но они умеют распускать слухи и посыпать махоркой следы. А что глупо, если эти следы глава государства посыпает махоркой прямо на пресс-конференции перед телекамерами, этого просто не учли.

Кража вместо правосудия

Несколько месяцев назад новый президент Грузии Михаил Саакашвили посадил в тюрьму зятя бывшего президента Грузии по обвинению в том, что принадлежащая тому компания мобильной связи «Магти» не уплатила налоги. И не выпустил, пока тот не отдал контрольный пакет компании.

Тем не менее Запад не считает Саакашвили диктатором. По ряду причин. Во-первых, «Магти» была притчей во языцех, и зять президента считался самым коррумпированным бизнесменом страны. Во-вторых, его выпустили из тюрьмы мгновенно и оставили ему приличный кусок компании. И в-третьих, самое главное: контрольный пакет «Магти» тут же продали совершенно посторонним людям: американцам, которые больше всех дали.

С «ЮКОСом» случилось ровно наоборот. Во-первых, преследованию подверглась одна из самых прозрачных компаний. Во-вторых, власть отвергла все исходящие от Ходорковского предложения отдать «ЮКОС» в обмен на сохранение целостности компании и уважение к правам акционеров. В-третьих, власть продала «Юганск» себе - физическим лицам, известным президенту Путину и не известным, похоже, больше никому. То есть окончательно продемонстрировано, что Михаила Ходорковского посадили в тюрьму не потому, что он совершал преступления, а для того, чтобы отобрать собственность.

… Вернёмся в Маган, где я продолжал исполнять новые обязанности, свято веря, что обещания командира ОАО не останутся пустыми разговорами и посулами...

Времечко утекало, «как сквозь пальцы песок», дни пролетали пулей, пока я находился в штабе или летал. Но все дни казались похожими друг на друга, как близнецы-братья. Всё равно приходилось вечером возвращаться в гостиницу-общежитие. И ничего не менялось, никто не вызывал, чтобы сообщить долгожданную новость о квартире. Я стал нешуточно грустить от безнадёги такого беспросветного и незавидного положения.

По молчаливому уговору с замом по организации лётной работы, моя рабочая неделя частенько ограничивалась тем, что начиналась утром понедельника и заканчивалась послеобеденным временем пятницы. Заместитель по лётной хорошо меня понимал. И низкий поклон ему за это! Пятница и так почти у всех – короткий рабочий день, а у меня он тогда был еще короче. Но ведь я не убегал с работы, чтобы через полчасика наслаждаться домашним уютом! Рабочий день пятницы у меня лично мог затянуться надолго, так как мне ещё, каким-то образом, надо было добраться до Сангара...

Я являлся, возможно, одним из первых, кто применил модную ныне систему управления производством.

… Когда столицу Казахстана перенесли из Алма-Аты в Астану, то вертолётчики, перевозящие президента Казахстана (с ними в своё время познакомился), рассказали, что в первые годы новоиспечённое правительство этого государства ежеутренне садилось в самолёт и отправлялось из Алма-Аты в Астану. Весь день очень напряжённо работало, а вечером снова усаживалось в самолёт и возвращалось в Алма-Ату. Почти в полном составе.
Как на велосипеде, трамвае, метро или троллейбусе! Нечто подобное позже организовалось и в Пулково, когда произошло слияние с ГТК «Россия». «Рабы» жили и трудились в Питере, а всё высокое начальство процветало в Москве, ежедневно повторяя похожие вояжи туда-сюда...

А я предвосхитил это ещё тогда! Разница была лишь в том, что для вышеуказанных чиновников всегда к услугам рейсовые или специальные самолёты, а мне же попутную «лошадь» приходилось вычислять, отслеживать и «отлавливать», чтобы улететь в Сангар или обратно... Улетал, как правило, в пятницу, а возвращался в Маган утренним рейсом понедельника.

Оставаться в Магане на выходные – равносильно самоубийству! Требовалось либо летать эти дни напропалую, либо тупо и отчаянно пить горькую в гостинице. Заняться было совершенно нечем.

Поэтому-то и старался чаще бывать в Сангаре, где всё-таки пустовала квартира, а всё вокруг стало уже родным и знакомым. Когда совсем уж съедала грусть-тоска маганского бытия, то обнахаливался до невозможности и применял другую схему, оправдывающую отсутствие в рабочем кабинете или на командном разборе.

… У меня имелось немаловажное право подавать телеграммы служебного содержания за собственным индексом, обозначающим занимаемую должность. В любом приписном аэропорту, где было подобие АДП или радиобюро, лежали образцы личной подписи. Но обычно и сличать-то ничего не требовалось, так как меня знали в лицо почти все, кого это касалось.

Я каверзно хитрил и очень изощрённо мудрил... Скажем, если возникала необходимость подзадержаться в Сангаре, то быстренько подавал радиограмму на имя ЗКЛО (зам. командира лётного отряда), где указывал, что уже накопилось определённое количество пилотов, у которых подходят сроки проверки самолётовождения. И срочно требуется визит проверяющего штурмана, чтобы все проверки выполнить одним заходом, но в течение нескольких дней. А кто, как не я, согласится лететь из домашних условий в этот отдалённый Сангар? Именно мне тогда и карты в руки!

Телеграмму принимали за моей подписью, а уже после некоторого вполне понятного технического процесса передачи и доставки получатель совершенно не интересовался, кто именно её подал. ЗКЛО, скорее всего, думал, что командир звена или отдельной авиаэскадрильи слёзно умоляет командование помочь и поскорее прислать штурмана для проверки пилотов...

Если же я случайно узнавал, что намечается какой-нибудь интересный рейс по обслуживанию рыбаков или охотников, например, в Томпонские горы... Тогда был начеку! И иногда ребята настойчиво приглашали куда-нибудь в Хандыгу, Усть-Маю или Олёкминск, чтобы поразвлечься на рыбалке... Как можно устоять перед таким соблазном?! Но свой родной «попенгаген» всегда приходилось заботливо прикрывать чем-то неубиенным и крупнокалиберным. И я старался это предусмотреть.

Такими «фугасами» и являлись радиограммы в адрес ЗКЛО, но я уж совершенно точно знал, что он их обязательно «отфутболит» обратно и именно мне... Что и требовалось изначально!

Фактически, я присылал приглашения на какое-либо мероприятие сам себе, зная наверняка, что отказа не случится. И если на разборе КРС командир ОАО вдруг поинтересуется причиной отсутствия старшего штурмана, ему обязательно ответят, что у него обнаружились настолько срочные и неотложные дела на периферии, что... Слов нет!

… Вот, таким образом и проводилось время в ожидании того, когда же командир сдержит данные обещания в свете выставленных условий. А когда я прилетал в Сангар на выходные, то по старой памяти встречался с ребятами из ансамбля, только это выглядело уже совершенно не так, как раньше! Не было прежнего «запала» и задора... И я, и ребята прекрасно понимали, что всё это – уже временное. А самое лучшее давно пройдено, всё самое интересное уже позади...

Несколько раз я даже играл в волейбол за команду сангарского аэропорта, и мы занимали в турнирах если не первое, то второе место! И это препровождение тоже проходило временной фазой, как бы на полном «автомате» и по инерции. Надо было просто жить, ждать и «убивать» время.

… Прошло лето, за ним – осень, наступила долгая зима, а «воз» был всё там же, где и оставался весь этот муторный период. Работу я отладил, как мог. Старался учесть все нюансы, планы и как-то рационально совмещать полёты с многочисленными обязанностями, предполагавшими почти неотлучное нахождение в рабочем кабинете.

Карты всегда доставляли нешуточное беспокойство. Выдавали их экипажам старшие штурманы самолётного и вертолётного отрядов и я. Только не всё происходило так уж просто, чтобы отлаженный механизм учёта полётных карт не давал сбоя.

Все старшие штурманы бывали в отпусках, ездили в командировки, летали, замещали друг-друга. И иногда на базе оставался лишь кто-то один из лиц штурманского состава, который мог вовремя выдать экипажам нужные карты. И не всегда это происходило в спокойной обстановке, чтобы толково, как положено, записать в книгу необходимую информацию: кому, когда и что именно выдано (с указанием инвентарного номера карты).

Такой беспорядок и суета, в конце-концов, приводили к коллапсу. Перед тем, как составить в конце календарного года отчёт для управления, надо было собрать все нервы в кулак, плюнуть на полёты и абсолютно на все остальные дела. И пару недель заниматься только приведением в порядок отчётности по секретным и несекретным картам.

Я настоятельно предлагал старшим штурманам с самого утра ежедневно приходить и вместе разбираться в создавшемся хаосе «писулек», цидулек и других, якобы официальных записей о том, «кому, что и когда» выдавалось. Было очень напряжно и невыносимо трудно перед самым Новым Годом сидеть день-деньской в кабинете и заниматься бесконечным сличением данных о наличии и расходе карт по категориям. А отчёт высочайше требовалось составить в конкретно установленные сроки, и обязательно «приход-расход» должен совпасть тютелька в тютельку! Иначе, попахивало очень большим скандалом...

В такие дни мой кабинет сильно смахивал на штаб по подготовке к военным действиям. Сразу, видимо, не совсем понятно было со стороны – сами ли готовимся кого-то захватить или готовим широкомасштабную операцию по отражению внезапного нападения неизвестого, но очень коварного и вероломного противника! И в такие дни посторонним не рекомендовалось заходить ко мне без дела... А секретарше командира Cветлане я говорил, что уже практически «умер» для всевозможных мероприятий, не требующих моего непосредственного присутствия.

Кабинет был практически завален картами, разложенными везде! По масштабам, по номенклатурам, грифам секретности и назначению. Старшие штурманы отрядов уныло, но регулярно приходили по утрам и помогали разобраться и сверстать, наконец-то, ежегодный отчёт по картам.

Раздавались тихие матюки, вздохи, возгласы: «Нашел!»... – Это означало, что обнаружилась в укромном местечке какая-то тайная запись или листочек, подтверждающие факт выдачи когда-то и кому-то конкретной карты. Ведь зачастую, выдача карт происходила «на бегу» и очень быстро, в самоуспокоительной и самоуверенной надежде, что вот, чуть попозже или уж завтра-то – всенепременно – этот процесс будет должным образом зафиксирован в прошнурованной книге. А сегодня – первым пунктом обозначены сверхважные и неотложные дела, полёты или что-то ещё!

Таких «завтра» за весь год накапливалось несметное количество. И бороться с этим можно было только одним способом – переложить обязанности приёма-выдачи полётных карт на кого-то другого, кто не летал вообще и постоянно находился на рабочем месте. К примеру, на старшего штурмана аэропорта. Только он, по понятной причине лишней обузы, оказался совершенно против такой инициативы (я это неоднократно предлагал главному штурману УГА), да и прописывалось однозначно в документах из Министерства, что обязанностью заниматься учётом движения полётных карт должен старший штурман ОАО, то есть – я!... И даже в том случае, если бы мы тихонечко издали внутренний приказ по УГА, то наверняка, в кратчайшее же время нас бы поправили из Москвы. Со всеми вытекающими...

Ну, рано или поздно, правдами или не совсем, но отчёт всё-таки свёрстывался, вырисовывался, а данные, каким-то образом, полностью совпадали... Каких трудов и нервов это стоило, если бы вы знали!.. .Зато после отправки готового отчёта в управление наступало полное блаженство!... Создавалось полное ощущение праздника, хорошо и вовремя сделанного дела и того, что жизнь, несомненно, удалась, несмотря ни на что... Некоторое подобие эйфории.

Но всё это – очень ненадолго. До тех самых пор, пока из управления не приходила новая партия полётных карт. И сначала их надо было предварительно рассортировать, проштамповать и пронумеровать, записав каждую карту в специальную книгу... Всё начиналось с самого начала, только в обратном порядке.

И ещё один нюанс – карты, уже «отжившие» свой век, отработанные, изорванные и истрёпанные, настоятельно предписывалось принимать у лётчиков и уничтожать в установленном порядке. И такая комиссия тоже существовала! И по такому же установленному порядку именно я являлся её председателем...

Отношение к полётным картам, имеющим гриф «секретно», у всего лётного состава сложилось благоговейное и опасливое. Работать с такими картами приходилось не очень часто. Но всё-таки, были отдельные виды работ, требующих повышенной точности самолётовождения, которую можно обеспечить лишь при использованиии карт, скажем, пятикилометрового масштаба.

Но присылали ещё и трёхкилометровки – совершенно редкие карты, изданные даже не для всех регионов страны. Но они были. Точность нанесения объектов и ориентиров на этих картах являлась запредельной мечтой любого рыбака, охотника и браконьера.

А уж если начинался съёмочный сезон, когда штурман в штурманской комнате сосредоточенно размечал бесконечные участки аэрофотосъёмочных маршрутов, то вокруг него всегда, якобы случайно, крутились некоторые пилоты, которым позарез хотелось подглядеть или рассмотреть какой-то интересующий район... А если крупно повезёт, то и быстренько на кальку нанести, тщательно скопировав речушки, высотки, распадки и другие важные ориентиры.

Рыбаками, в той или иной степени, были все лётчики. А ведь не следует забывать и об охотниках! И такие охотники – не просто любители побаловаться ружьишком, как это часто выглядит в европейской и цивилизованной части страны. Там охота больше похожа на вид спорта или развлечение. В Якутии же, охота в глухой и непроходимой тайге является уделом почти профессионалов, которыми поневоле становятся те, кого затянул охотничий азарт... и добыча, приносящая немалую прибавку к столу. И стать охотником в Якутии можно только по большому душевному призванию. У меня такого желания и призвания не имелось никогда, но я хорошо понимал этих людей.

… Как уже упоминалось, в Сангаре я являлся полновластным хозяином всех секретных и несекретных карт. Там даже своего первого отдела не предусматривалось. Но часто приезжала комиссия из Магана, чтобы проверить, как учитываются, хранятся и выдаются полётные карты. А в Магане секретные карты хранились исключительно в сейфе первого отдела.

Если в Сангаре я мог иногда решиться на сделку с совестью, пойдя навстречу пожеланиям какого-то пилота посмотреть определённый район предстоящей рыбалки (ведь и сам, зачастую, приглашался на эту рыбалку!), но – только посмотреть, и не более!... А вот, в Магане такой расслабухи позволить себе уже никак не мог. Слишком много крутилось нежелательных «свидетелей» и возникало возможностей для огласки, сплетен и всевозможных пересудов.

«Отработанные» и пришедшие в негодность карты уничтожались в установленном порядке и достаточно регулярно. Выглядело это очень просто и незатейливо. В какой-то момент, мне звонил начальник первого отдела и говорил, что пора бы уже накопившуюся картографическую макулатуру, наконец-то, предать «геенне огненной».

Тогда на свет божий в укромном местечке неподалёку от здания штаба извлекалась и устанавливалась железная бочка. Разводился огонь при помощи некоторого количества бензина, керосина или солярки... И в чрево бочки медленно и торжественно, как в крематории, лист за листом опускались карты. Можно было и пачками бросать, но тогда пришлось бы целыми сутками напролёт бдить за этим процессом. Карты хоть и были отпечатаны на бумаге, но сгорать в большом количестве и одновременно отказывались напрочь!

А вы сами попробуйте поджечь пачку-подшивку простых газет. Тогда сразу станет понятно, что пачка-то с большим удовольствием тлеет, дымит, коптит, воняет и чадит. Но – не горит никаким пламенем!

Так и с картами – они предварительно переписывались по масштабам, номенклатурам и инвентарным номерам. Всё это заранее сводилось в специальный акт по уничтожению и подписывалось членами комиссии... А потом комиссия обязана была наблюдать, присутствуя при процессе огненного «погребения». Это отдалённо напоминало то, как ведут себя друзья и близкие покойного на похоронах.

Горит огонь, подкладываются новые партии карт... А люди, скорбно стоящие вокруг закопчёной бочки, так и стоят, потупив взор..., тихонечко переговариваются о делах насущных и зачарованно глядят на пламя, думая о вечном...

В один из дней, я, как обычно, утром зашёл в штаб, чтобы получить очередную порцию радиограмм-депеш и указаний в свой адрес. Ворох бумаг отложил в стороночку и предложил начать день с кофейка. Валера, начштаба, оказался абсолютно не против такой прелюдии к трудовому дню, а секретарша Светлана была даже ещё большей любительницей бодрящего напитка, чем мы оба.

Пока закипал чайник, Валера жизнерадостно сообщил, что меня ждут с официальным визитом «буровики». На что я не задумываясь особо, лихо и оптимистично ответил: «С вещами или без?» – Однако, начштаба многозначительно умерил небывалый оптимизм расплывчатой фразой-предположением, что мне, мол, самому должно быть виднее...

После кофе и перекура я отправился к себе в кабинет. И надолго задумался. Тревога какая-то возникла... Ведь Контора Глубокого Бурения, как в обиходе называли КГБ, просто так и запанибратски не приглашала к себе с визитами никогда. И если приглашала, то отказываться было не принято. А уж допустить разгильдяйство и неуважение последующим фактом, когда тебе вынужденно передадут повторный «привет» и более настойчивое приглашение, нельзя было в принципе!

Я начал в уме перебирать личные мелкие грешки, которые хоть как-то могли стать поводом или причиной подобного посещения грозной Конторы.

… Недочёты и упущения были. Как и везде..., как и у всех, кто занимается постоянной и живой работой с людьми на производстве. И в постоянно изменяющихся условиях и обстоятельствах, требующих определённой гибкости и принятия решений по складывающейся обстановке... Не находилось только того, чем моя скромная персона на тот момент, могла бы заинтересовать эту всесильную и могущественную организацию. На мой непредвзятый взгляд... Однако, тревога зародилась, подрастала и усиливалась неизвестностью.

Конечно, я мог бы предварительно переговорить или слегка проконсультироваться с куратором от Конторы при авиаотряде и ненавязчиво поинтересоваться причиной такого вызова. Но здраво рассудив, всё же пришёл к выводу, что этого не стоит делать.

Ведь куратор мог быть просто не в курсе деталей, а мог просто не сказать напрямую, напустив ещё большего тумана. И ещё немного радовало, что не указывалась конкретная дата, время и номер кабинета, где непременно должно произойти вышеуказанное мероприятие. Так что, вещички и «допровскую» корзинку пока можно и не брать с собой! А ехать в Якутск надо было обязательно. И – как можно быстрее...

Вербовка меня в шпионы-агенты, а уж тем более – для нелегальной работы, казалась полным бредом и ахинеей. Носителем каких-то особенных государственных тайн и секретов я тоже не являлся. Всё ограничивалось приказами, указаниями и информацией, строго в рамках гражданской авиации и профессиональной деятельности... Я рассуждал и прикидывал всё это, пока трясся в рейсовом автобусе Маган – Якутск. И ничего конкретного в голову не приходило. Все пути-дорожки тягостных умозаключений, рано или поздно, приводили к одному - к полётным картам.

… Так оно и оказалось. Когда я приехал по известному адресу, то доложил о себе и стал ожидать конкретного человека, который должен был выйти на проходную, выписать пропуск и провести через турникет мимо бдительного, вежливого и обходительного дежурного.

В кабинете произошёл довольно непродолжительный разговор. Всё сводилось к тому, что я должен поднапрячься и честно рассказать, знаю ли какого-то конкретного человека. И если да, то тогда хоть как-то охарактеризовать и его, и наши служебные взаимоотношения.

Названная фамилия абсолютно ничего не говорила. Я её слышал впервые. Но поинтересовался причиной такого пристального интереса и вообще, самой сутью или хотя бы общими чертами возникшей проблемы.

… Причиной интереса КГБ к моей скромной персоне, как я правильно и догадался, всё-таки являлись именно карты. И конечно, не простые полётные, с грифом «ДСП» (для служебного пользования), а именно секретные. Где-то всплыли некоторые экземпляры, которые, согласно всех актов и отчётов, давно сожжены, то есть, безвозвратно уничтожены. И беда в том, что на них стоял штамп с инвентарным номером. Отвертеться, открутиться, пойти в отказку и глубокую несознанку было просто невозможно! На штампе чётко читалась надпись: «Маганский ОАО ЯУГА».

Но я всё-таки надеялся, что тут явно закралась какая-то ошибка или произошло неизвестное пока совпадение, которые требуют дополнительного рассмотрения. И попросил показать, что же именно являлось криминалом, либо уликой или фактом разглашения того, чего нельзя разглашать ни под каким соусом!

Мне пошли навстречу и показали несколько истрёпанных карт. Я с облегчением увидел, что район «криминала» явно не имеет никакого отношения к Сангару. Всё-таки некий червячок сомнения здорово грыз изнутри. Но карты ограничивались районом, южнее Хандыги, но севернее Усть-Маи. Хуже всего то, что большинство карт – пятикилометровые, а несколько карт как раз очень редкого трёхкилометрового масштаба... Дело оборачивалось плохой стороной!

«Мужчина в штатском», который вёл душеспасительную, но весьма доверительную беседу в кабинете, был предельно вежлив и корректен. Но я чувствовал, что разговор происходит на той тонкой грани, на которой, будто бы, с нетерпением ожидалось, на какую же сторону я быстрее «упаду», балансируя и опасно лавируя между нелёгким выбором – сразу сдать кого-то... или признать свою прямую или косвенную вину, а то и хоть какое-то участие в данном происшествии. А я лихорадочно прокручивал в голове варианты и предположения, каким макаром избежать такого, отнюдь не почётного, соучастия.

Хорошо, что меня не торопили. Как раз наоборот, мой визит и должен был хоть в какой-то мере прояснить, каким образом и когда именно, эти карты ушли «налево» вместо обязательного огненного погребения в закопчёной железной бочке.

Я принялся внимательно рассматривать штампы печатей. К своему облегчению, и отметив только для себя, а вслух же принципиально заявив, что судя по проставленным датам, меня на тот момент не только в Магане, но даже и в Сангаре ещё не было... И вообще – где-то около Якутии!... У меня имелось самое железобетонное алиби! Я тогда ещё только заканчивал Академию. И взятки с меня были гладки. Так что, помощник в этом деле из меня никакой, как ни прискорбно.

Беседа на этом практически окончилась. Но я всё-таки поинтересовался, при каких обстоятельствах и где именно эти секретные карты изъяли или обнаружили. В этом-то секрета, к счастью, никакого и не было. Мне пошли навстречу, перейдя уже на неофициальный язык, и – под кофе и сигаретку.

… В районе Эльдикана, который как раз находится между Хандыгой и Усть-Маей, органы милиции и местные егери задержали в тайге какого-то охотника-браконьера, жившего в собственном зимовье или избушке. На чём конкретно погорел, и за что его взяли, не уточнялось. Видимо – за дело... Но при задержании, в занюханном и засаленном рюкзачке обнаружили и изъяли карты, которые мужичок использовал для своих нехороших и неправедных целей. И самое важное: в его биографии отмечался факт предыдущей работы в Маганском ОАО в должности дежурного штурмана.

Это объяснило очень многое. По крайней мере, мне. В комиссию по утилизации и уничтожению полётных карт включали и эту категорию работников. А при грамотном подходе к делу, вполне можно было на каком-то этапе «зажать» нужные номенклатурные листы, а то и попросту пойти на сговор и откровенный должностной подлог.

Чем закончилось дело для того штурмана-браконьера, точно не знаю. Судили, это – факт! Но найти виновных в утрате, подлоге либо подмене секретных карт не удалось. А может быть, я просто об этом не знаю... Меня же больше по этому поводу к «буровикам» не вызывали, а я вовсе не интересовался закономерным финалом. Но всё-таки очередную «зарубочку» на будущее в голове затесал...

Когда я начинал летать ещё на академической практике, то всегда смущала странная надпись-предупреждение в штурманских комнатах каждого аэропорта. Она бросалась в глаза, коловоротом высверливала мозги и выжигала сознание. Плакат гласил: «Экипаж! Помни! Работать с картами только при закрытых форточках!»

Я был ещё юный, совсем неопытный и прямо понимающий всё написанное, без учета авиационной специфики. Весьма удивляло несоответствие: на столах всегда лежали расстеленные полётные карты, и присутствовали экипажи, которые на этих картах кропотливо и внимательно что-то рассматривали или прокладывали... А летняя духотища, волей-неволей, заставляла настежь открывать не только форточки, но и все двери-окна, совершенно наплевав на пламенный призыв со стены – одновременно закрывать и не пользоваться... Можно было свихнуться!

Мой пытливый ум судорожно искал варианты – каким образом неведомый враг-шпион сможет через открытую форточку рассмотреть сверхважные секреты на разложенных картах. И чем таким особенным отличается такой простой способ получения информации от усложнённого, когда форточка закрыта. Разрешением либо мощностью вражеской фотоаппаратуры? Или тайны и секреты внезапно распространяются воздушно-капельным путем через настежь распахнутую фрамугу? Ответа никогда не находил, отвлекаясь на какие-то другие важные дела.

Но каждый раз этот лозунг, призыв или предупреждение возобновлял новые потуги, размышления и недоумения... Надпись была сродни всем известным – «Родина-мать зовёт!», «Ты – записался добровольцем?», «Пьянству – бой!» или «Болтун – находка для шпиона».

Но если в этих призывах, имелась хоть какая-то конкретная ясность и утверждение, то в случае с открытыми форточками долго не отыскивалось никакого понимания. Долго. Но сомнения развеялись однажды, и всё встало, наконец-то, на свои законные места. «Ларчик» открывался настолько просто, что потом самому стало смешно, как это сразу не догадался? Ведь не надо идти слишком сложным путём умозаключений, чтобы прийти к нужному выводу. Надо было просто... Очень просто посмотреть на суть...

Как-то раз, я вынужденно приехал в Якутское УГА по служебным делам и неразрешённым вопросам. Все пути-дороги сходились в лётно-штурманском отделе и в кабинете главного штурмана... Я застал его за телефонным разговором. И разговор происходил, судя по всему, весьма нервно, напряжённо и не сулил ничего хорошего тому, кто находился на другом конце провода.

Главный просто кипел от ярости и негодования. Он то срывался на крик, то устало начинал чуть ли не шёпотком увещевать неизвестного собеседника: «... пусть в тайгу отправляются! И прочёсывают там всё подряд!... Но хоть кусочек, крохотный клочок, но найдут... Хоть месяц, хоть два ищут! Мне наплевать, как это будет сделано... И если кусок со штампом хотя бы предоставят...»

… Экипаж Ан-2 одного из якутских авиапредприятий выполнял обычный рейсовый полёт... Лето, жара на улице и особенно – в кабине самолёта... Экипаж рутинно вёл визуальную ориентировку, разложив на коленях полётную карту... И в один момент, очень опрометчиво приоткрыл форточку, чтобы хоть какой-то свежий и прохладный воздух проникал в кабину... И карту моментально высосало-вытянуло сквозь, вроде бы, небольшую щель. Прямо в тайгу...

Вот, на поиски остатков или клочков этой карты и отправлял главный штурман тот незадачливый экипаж, который либо читать плакаты не умел, либо расслабился до невозможности, либо – что-то ещё!

Конечно, искать в тайге и по всему маршруту единичный лист карты – совершенно невозможно. Искать возможно, но найти – крайне сомнительно и практически бесполезно. Главный не шутил, но такой «командировкой» экипажа давал понять, насколько серьёзен этот вопрос. Ведь надо было потом как-то списывать утерянную карту. И невозможно объяснить никому, что случился нелепый казус... Если и казус, то экипаж надо наказывать. И очень строго – в назидание всем остальным, кто не умеет читать плакаты и пламенные призывы в штурманской комнате.

Что было дальше с тем экипажем, и как выкрутились со списанием утерянной и унесённой ветром карты, доподлинно не знаю. Случай, одновременно, и смешной, и вполне серьёзный... Но очень жизненный и важный. В авиации мелочей нет!

(продолжение следует)

На столе в приемной советника президента ГНКАР лежат российские газеты, в его кабинете без звука работает CNN, а сам он приветствует нас на прекрасном русском языке. "Я думаю, это типичная картина в коридорах министерств в Азербайджане. Кстати, CNN я переключил случайно, до этого у меня была "Россия 24". То есть я так бегаю: "Россия 24", CNN, потом смотрю наш новостной канал. Это явление времени: мы пользуемся тем, что, как правило, сейчас в Азербайджане (по крайней мере, в Баку) люди говорят на трех языках", - поясняет Мурад Гейдаров, бывший дипломат, семь лет проучившийся в Москве.

Мурад Гейдаров, советник президента Государственной нефтяной компании Азербайджана

Как дипломат, он тактично обходит ответ на вопрос, был бы топливно-энергетический комплекс Азербайджана развит сегодня так же, если бы не распад Советского Союза.

"Я думаю, что если бы Советский Союз остался, он в той или иной мере должен был бы адаптироваться к глобальным тенденциям на рынке. А тенденции на рынке диктовали, что нужно внедрять новые технологии, нужно повышать производительность труда, нужно обучать людей, нужно их отправлять на учебу, нужно внедрять новаторские системы управления. Парткомы не могут давать советы, как добывать нефть, для этого существуют менеджеры. Остается только гадать, какой была бы роль Азербайджана в Советском Союзе. Должны были бы мы за бесценок передавать нефть эстонцам, молдаванам, белорусам и так далее? Ведь статистика говорит, что только две республики могли самостоятельно прожить без Советского Союза – это Российская Федерация и Азербайджан. Эти две республики содержали себя и индустриально поддерживали все другие страны. Нужно ли было бы Азербайджану внедрять все эти технологии и повышать образовательно-научный уровень, если бы мы от этого не зарабатывали, а все опять уходило бы в Эстонию, Молдову, Белоруссию, Таджикистан?"

Добыча нефти в Балаханах

Гейдаров признается, что Азербайджан очень ценит советский период, но добавляет, что к моменту распада Союза добыча пошла на спад, а перспективы развития были весьма туманны.

"Когда наступил период советской власти в Азербайджане, нефтяная индустрия уже была достаточно развита. Те планы индустриализации, про которые мы знаем из учебников истории и которые связаны с именем Сталина, также непосредственно затронули Азербайджан. Именно в этот период начинали строить крупные нефтяные предприятия и развивать добычу нефти на море. Но в 1970-е годы нефтегазовая индустрия Азербайджана стала работать вхолостую. В это время она стала развиваться не интенсивно, а экстенсивно, то есть не было новых инвестиций, не внедрялись передовые технологии. Просто улавливалась конъюнктура – высокие цены на нефть – и предполагалось, что этого будет достаточно для того, чтобы поддерживать бюджет Советского Союза. Последние годы перед развалом Союза у нас уже начался спад производства. Это было связано и с истощением пластов, и с отсутствием капиталовложений, и очень низкой производительностью труда. Труд оставался самоотверженным, а зарплата уменьшалась".

Нефтяник Эльгюр, всю жизнь проработавший в Балаханах

В разговоре с бывшим нефтяником Эльгюром, проживающим в нефтяном поселке Балаханы, вопрос зарплаты возникает одним из первых. Эльгюр 50 лет своей жизни посвятил ремонту скважин – самой грязной подземной работе, связанной с нефтью. "Сейчас стало лучше, - рассказывает он. - В двадцать раз стало лучше. Во времена СССР мы получали 120-140 рублей за самую тяжелую работу, а мой сын, который занимается тем же самым, – в четыре раза больше".

Однако Мурад Гейдаров, занимающий большой кабинет в самом центре Баку на проспекте Нефтяников, убеждает нас, что и в советское время работники отрасли жили неплохо, хотя с сегодняшним днем это не сравнить.

"Нефтяники всегда хорошо зарабатывали. Но сейчас да, достаточно хорошие зарплаты. Есть категория профессий, которые очень востребованы в современной мировой индустрии, например, специалисты по бурению. Бурильщики зарабатывают практически одинаково во всех странах мира, потому что эта профессия очень востребована и очень велик дефицит специалистов в этой области. В целом, заработок неплохой".

Главное, в чем сходятся советник президента ГНКАР и пожилой нефтяник – это в том, что после распада Союза главным для Баку было сохранить нефтяную отрасль, что стране благополучно удалось сделать. Как и многие азербайджанцы, Эльгюр очень лаконично отвечает на вопрос, с чем это связано: "Гейдар Алиев". Гейдаров считает, что кроме личности бывшего президента Азербайджана, одной из главных причин сохранения нефтяной промышленности стало уважение к традициям.

Балаханы. Интерьер Государственной нефтяной компании Азербайджана

"Это было тревожное время для нас. Союз разваливался – каждый тянул свою страну на себя. В Азербайджане еще была другая ситуация, связанная с Нагорным Карабахом и армяно-азербайджанским конфликтом. Люди понимали, что если все идет к концу, то наверняка понадобится и экономическая мощь, и сильное государство для того, чтобы противостоять агрессии. А единственным источником дохода для Азербайджана в то время была нефтяная индустрия. Кроме того, труд нефтяника в Азербайджане – династийный и крайне уважаемый. И существует соответствующий кодекс поведения для нефтяных династий. Они продолжают работать. У нас были и специалисты в области бурения, и геологи, и специалисты в области добычи и транспортировки, которые передавали знания от деда к отцу и от отца к сыну. Эта профессия крайне была почетна. У людей был действительно какой-то кодекс чести – продолжать работать, приносить пользу. Воспитание не позволяло бросить работу и выйти кричать и бастовать. Высокое чувство ответственности, самоотверженность, отвага, потому что работать на море, на Каспии – это, действительно, удел самоотверженных людей".

Именно на излете Советского Союза Азербайджан задумался о море как о главном источнике нефти. Крупнейшее морское месторождение в Азербайджане – Нефтяные Камни – начали разрабатывать еще в 1950-е годы, однако в советский период основная добыча велась на суше. Эльгюр, всю жизнь проработавший под землей, усмехается: "Море есть море. У моря свои законы. Работать там не сложнее, но опаснее. Особенно когда поднимается ветер и волны". "Вы не смотрите, что у нас мягкая зима. Когда дует северный ветер, работать в это время на море, с этими огромными волнами, порывистым ветром и страшным холодом – это, я вам скажу, не шутки", - добавляет Мурад Гейдаров.

"Нефтяные Камни" - выставочная работа М.Селимханова. Фотовыставка "АПН-66" / РИА Новости

"В последние годы советской власти уже думали о том, что нужно переходить на море и продолжать то, что началось с Нефтяных Камней. Нефтяные Камни – это легендарное, даже, можно сказать, уникальное производство, целое объединение на море, практически это искусственный остров. Это обычный микрорайон, ничем не отличающийся от какого-нибудь микрорайона в Сургуте или Самотлоре. Со школами, с яслями, с больницей, со стадионом, с общежитиями. Когда ты приземляешься там на вертолете и выходишь, а вертолет улетает – кажется, что ты в каком-то обычном городском микрорайоне. Это действительно уникальное место. Нефтяные Камни были заложены в середине XX века, и именно тогда стали зарождаться технологии бурения и добычи на море. Именно тогда были внедрены технологии наклонного бурения – то есть с суши бурить на море. Для того времени это были передовые технологии. Поэтому ближе к концу нашего совместного проживания в одной стране предполагалось, что наша стратегия будет все-таки на море, потому что пласты на суше истощались. Но реализовано это было уже только после того, как Азербайджан получил независимость, когда сюда пришли ведущие энергетические компании мира. К концу Советского Союза мы поняли, что на ближайшие годы Азербайджан должен активно идти в море".

Оригинал взят у allin777 в Контора Глубокого Бурения.

Совершенно секретно

Народному комиссару государственной безопасности
Литовской ССР
комиссару государственной безопасности
тов.Гузявичюс
гор.Вильнюс

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

О проделанной работе по агентурно-оперативному обслуживанию Каунасского университета с 11 апреля по 11 июня 1945 года.
.......

II. РАССТАНОВКА АГЕНТУРНО-ОСВЕДОМИТЕЛЬНОЙ СЕТИ

Всего на объекте приобретено агентуры- 43 чел., из них 7 агентов. Резидентов нет.

Среди студентов 29 чел.

1. Медицинский факультет- 13 чел.
а) медицинский отдел- 10 "
б) стоматологический- 2 "
в) фармацевтический- 1 "

2. Технологический факультет- 4 чел.
а) электротехнический отдел- 2 "
б) химико-технологич.- 1 "
в) механический- 1 "

3. Строительный факультет- 9 чел.
а) архитектурный отдел- 1 "
б) строительный- 6 "
в) гидротехнический- 1 "
г) дорожный, геодезический- 1 "

4. Историко-филологический- 3 чел.
а) филологический отдел- 1 "
б) исторический- 1 "
в) физкультурный- 1 "

Среди научного персонала имеется 6 чел. агентуры, из числа административно-хозяйственного состава завербовано- 8 человек.

II. ОПЕРАТИВНЫЙ УЧЕТ.

Всего в Каунасском университете взято на оперативный учет- 50 чел. антисоветского элемента.

По видам учёта:

1.Дел-формуляров- 4
2. Предварительных агентурных разработок- 5
3. Учетно-наблюдательных дел- 36

По контингентам студентов на учете:

1.Дел-формуляров- 1
2. Предварит.агентурных разработок- 4
3. Учетно-наблюдательных дел- 5

Научного персонала на учете:

1. Дел-формуляров- 2
2. Учетно-наблюдат. дел- 28

Подучетный элемент по окраскам:

1. литовские национ. к/р- 17 чел.
2. бывш. активные деятели социал-демократ.- 4 "
3. "Атейтининки"- 5 "
4. немецкие пособленники и ставленики- 2 "
5. высшие офицеры литовск.буржуазной армии- 3 "
6. другой подучетный элемент- 19 "

СТ.ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ 2 ОТДЕЛА НКГБ ЛССР ЛЕЙТЕНАНТ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ МИНКЕВИЧЮС

LYA, f. K-41, ap. 1, b. 153, l. 8−12