Закон о социализации женщин. Скандальный "документ", прогремевший на весь мир

Игорь Атаманенко

Скандальный "документ", прогремевший на весь мир

Как появился на свет «Декрет об обобществлении российских девиц и женщин»

Александра Коллонтай.
Фото из книги "Six Red Months in Russia"

В советской историографии нет единой точки зрения по поводу появления этой фальшивки. Одни советские историки обходят вопрос молчанием или упоминают лишь вскользь. Только в конце 80-х прошлого века в «Огоньке», «Аргументах и фактах» и других центральных СМИ СССР стали появляться публикации о том, что с 1918 года декрет не только был растиражирован многими региональными газетами, но и, став своеобразной индульгенцией для охотников до дармовой клубнички, использовался ими на практике вплоть до 1930 года...

ПОХОТЛИВЫЙ АВАНТЮРИСТ

Летом 1918 года первые полосы американских и европейских газет запестрели аршинными заголовками: «Большевики обобществляют женщин, накладывая табу на создание семьи», «Полигамия по-советски», «Социализм узаконил проституцию», «Большевики отбросили Россию на задворки цивилизации» и т.п. В сознание западного обывателя усиленно внедрялся стереотип большевиков – разрушителей семьи и брака, ярых сторонников социализации женщин. Даже некоторые видные буржуазные политические и общественные деятели, известные писатели, композиторы, актеры принимали лживые изыски подрядных журналистов и издателей за чистую монету.

Как же западные противники советской власти заполучили в руки такой крупный козырь?

В конце июня 1918 года в Москве, в здании биржи на Мясницкой улице, проходил заключительный этап судебного процесса над автором декрета неким Хватовым, владельцем мануфактурной лавки.

Советская судебная система, начиная с середины 1920-х и вплоть до 1990-х годов, являла собой уникальное зрелище – подобного правосудия человечество еще не знало. Это было правосудие без оправдания, оно представляло из себя «службу быта» партийных и государственных инстанций. Однако с того момента, как большевики пришли к власти, минуло совсем немного времени. И это не могло не сказаться на отношении к подсудимому судьи, его помощников – народных заседателей, а также защитников – наркома госпризрения Александры Коллонтай и члена президиума ВСНХ, члена ВЦИКа Юрия Ларина.

Хватову инкриминировалось изготовление и расклеивание на заборах и домах Моквы «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин», изданного якобы Московской свободной ассоциацией анархистов. Трудящимся массам предлагалась реализация всех 19 параграфов «документа», согласно которым, в частности, утверждалось, что «все лучшие экземпляры прекрасного пола находятся в собственности буржуазии, чем нарушается правильное продолжение человеческого рода на Земле». Поэтому с 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет изымаются из частного владения и объявляются достоянием (собственностью) народа. Декрет определял правила регистрации женщин и порядок пользования «экземплярами народного достояния». Распределение «заведомо отчужденных женщин», говорилось в документе, будет осуществляться московским Комитетом анархистов, членом которого якобы и являлся Хватов.

Мужчины имели право пользоваться одной женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Для этого они должны были представить свидетельство от фабрично-заводского комитета, профсоюза или местного совета о принадлежности к «трудовой семье». За бывшим мужем сохранялся внеочередной доступ к своей жене. В случае противодействия его лишали права на интимное использование женщины.

Каждый «трудовой член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния», обязан был отчислять от своего заработка 10%, а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», – 100 руб. в месяц. Из этих отчислений создавался фонд «Народного поколения», за счет которого должны были выплачиваться вспомоществование национализированным женщинам в размере 232 руб., пособие забеременевшим, содержание родившихся у них детей (последних предполагалось воспитывать в приютах «Народные ясли» до 17 лет), а также пенсии женщинам, потерявшим здоровье.

Во время судебного разбирательства выяснилось, что Хватов уже успел на практике отчасти реализовать некоторые параграфы фальшивки. Для этого он приобрел в Сокольниках избу из трех комнат, названную им «Дворцом любви коммунаров». Посещавших «дворец» он именовал «семейной коммуной». Получаемые от них деньги присваивал. Порой и сам посещал «дворец», чтобы выбрать понравившуюся ему молодую женщину и попользоваться ею часок-другой. Разумеется, бесплатно...

Согласно его указанию, коммунары спали по 10 человек в комнате – мужчины отдельно от женщин. На две десятиместные комнаты полагался один двуспальный номер, где пара уединялась для сексуальных утех по согласованию с остальными сластолюбцами. Начиная с 11 вечера и до шести утра «дворец» содрогался от страстных стонов, ходил ходуном, как если бы в нем совершались брачные игры бегемотов.

Услышав эти подробности общения коммунаров, толпа присутствующих в зале юнцов и их подруг – отпрысков состоятельных родителей – завизжала от удовольствия. Замужние же женщины, которые явно были в меньшинстве, начали стучать о пол принесенными с собой штакетинами...

В своих выступлениях сторона обвинения, которую представляли П.Виноградская, заведующая женотделом МГК РКП(б), и А.Залкинд, известный москвичам как «врач большевистской партии», утверждали, что «излишнее внимание к вопросам пола может ослабить боеспособность пролетарских масс», да и вообще «рабочий класс в интересах революционной целесообразности имеет право вмешиваться в половую жизнь своих членов».

В заключение оба обвинителя просили суд приговорить Хватова к лишению свободы на пять лет с отбыванием наказания во Владимирском централе и конфискацией имущества.

Когда председатель суда по фамилии Могила, фронтовик-рубака, потерявший в боях с белогвардейцами правую руку, предоставил слово защитникам, на сцену вспрыгнула Коллонтай. В течение 40 минут она, оседлав любимого конька, блистательно отстаивала свою теорию «Эроса крылатого» – свободу отношений между мужчиной и женщиной, лишенной формальных уз, подводя таким образом теоретическую базу под фривольность нравов, проповедовавшихся Хватовым в декрете.

Александра Михайловна подчеркнула, что присущие до 1917 года социальным низам вольность и даже падение нравов – это всего лишь отрыжка буржуазного прошлого, но с развитием социализма от них не останется и следа. Закончила Коллонтай свою речь требованием освободить Хватова из-под стражи прямо в зале суда, но с одной оговоркой: он обязан вернуть в государственную казну деньги, полученные от похотливых коммунаров.

Едва Коллонтай спрыгнула со сцены, как толпа замужних простолюдинок, смяв дежурный наряд вооруженных красноармейцев, ворвалась в зал. С криками: «Ироды! Богохульники! Креста на вас нет!» – женщины стали забрасывать тухлыми яйцами, гнилой картошкой и дохлыми кошками защитников, судью и, конечно, Хватова. Срочно было вызвано подкрепление: броневик с облепившими его вооруженными матросами. Дав несколько пулеметных очередей в воздух, броневик угрожающе двинулся к входу. Толпа рассеялась. А суд в лице безрукого фронтовика Могилы и двух солдат-заседателей удалились в совещательную комнату для принятия решения.

Совещались они около трех часов и в конце концов, вняв доводам Александры Коллонтай (как-никак, член ЦК РКП(б) и нарком – ей виднее!), вынесли вердикт: освободить Хватова прямо из зала суда ввиду отсутствия состава преступления. Вместе с тем у подсудимого должна быть конфискована избушка в Сокольниках, а также возвращены государству деньги, полученные им от «трудовых семей», развлекавшихся во «Дворце любви».

Хватов недолго праздновал свое освобождение. На следующий день он был убит в собственной лавке группой анархистов, которые выпустили по этому поводу прокламацию. В ней они разъясняли, что убийство Хватова – это «акт мести и справедливого протеста» за издание от имени анархистов порнографического пасквиля под названием «Декрет об обобществлении российских девиц и женщин».

ПОСЛЕДОВАТЕЛИ

Убийством Хватова, однако, история с декретом не закончилась. Напротив, она только начиналась. Прежде всего потому, что пасквиль с необычайной быстротой стал распространяться по России. К осени 1918 года он был перепечатан многими буржуазными и мелкобуржуазными газетами. Одни редакторы публиковали его как некий курьез, способный развлечь читателей, другие – с целью дискредитировать анархистское движение, а заодно и советскую власть, так как анархисты в то время участвовали вместе с большевиками в работе Советов всех уровней.

Процесс распространения декрета вышел из-под контроля властей. Начали появляться различные его варианты.

Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст хватовского «сочинения» из газеты «Уфимская жизнь», напечатал его под названием «Бессмертный документ» в газете «Вятский край».

Шумную известность получил декрет Владимирского совета об объявлении женщин с 18 до 32 лет государственной собственностью. Местная газета «Владимирские вести» писала: «Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчин в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги...» А в Екатеринодаре летом 1918 года особо отличившимся красноармейцам выдавали на руки мандат следующего содержания: «Предъявителю сего мандата предоставляется право по собственному уразумению социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц в возрасте от 16 до 20 лет на кого укажет товарищ».

В годы Гражданской войны в России декрет взяли на вооружение и белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации населения против советской власти. (Любопытная деталь – при аресте в январе 1920 года адмирала Колчака в кармане его френча был обнаружен текст хватовского декрета.)

Знаменитый английский писатель Герберт Уэллс, заинтересовавшись этим поистине поразительным феноменом – появлением и реализацией параграфов «произведения» Хватова, специально прибыл в Москву в 1920 году и имел трехчасовую беседу с Лениным, чтобы выяснить, действительно ли руководство РКП(б) обнародовало и воплощает в жизнь установки «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин». Вождю удалось убедить всемирно известного писателя, что центральные органы советской власти не имеют к «документу» ни малейшего отношения, о чем Уэллс и поведал в книге «Россия во мгле».

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

На рубеже 1920–1930 годов начался поворот к резкой деэротизации советского общества. Был взят курс на ужесточение норм социальной жизни. С середины 1930-х сфера интимных отношений стала предельно политизированной. На страницах газет и журналов уже невозможно было найти дискуссий по половым проблемам. С улиц городов исчезли фривольно одетые девушки. «Нормой быта» являлись истории, подобные той, что произошла в марте 1935 года на фабрике «Трехгорная мануфактура»: бюро ВЛКСМ исключило из комсомола молодого слесаря за то, что он «ухаживал одновременно за двумя девушками».

Новый социалистический аскетизм всячески поощрялся властными и идеологическими структурами. С 1937 года бытовые неурядицы стали раздуваться до масштаба громких дел. В том же году «Комсомольская правда» сообщала в передовице, что «враги народа немало поработали, чтобы привить молодежи буржуазные взгляды на вопросы любви и брака, стараясь тем самым разложить советскую молодежь политически». Добрачные половые контакты окончательно перешли в разряд проявлений «тлетворного капиталистического образа жизни». Даже факт официального развода отныне ставил клеймо на дальнейшей судьбе и карьере коммунистов и комсомольцев.

Последующие великие события ХХ века растворили факт появления декрета Хватова, будто жалкую муху, упавшую в чан с кипящей кислотой. Поэтому-то преобладающее большинство современных историков ничего о нем и не знают...

Идея «свободной любви» - которая возникла точно так же, как возникала она на волне буржуазной революции во Франции - была, в отличие от Франции, пресечена жестко и лично самим Лениным. Именно по настоянию Ленина в 1919 г. поправка идеолога этой самой «свободной любви» А. Коллонтай к новой программе партии о борьбе «за исчезновение замкнутой формы семьи» — не была принята. В результате советская семья с самого начала и на всем протяжении существования СССР оставалась традиционной и высокоморальной.

С так называемым «декретом об отмене частного владения женщинами» история не такая простая. Об этом - материал доктора исторических наук, профессора Алексея Велидова в «Московских новостях» № 8 от 1990 г.
***

В первых числах марта 1918 года в Саратове у здания биржи на Верхнем базаре (ныне — здание Поволжской академии госслужбы, — прим. РМП-Саратов), где помещался клуб анархистов, собралась разъяренная толпа. Преобладали в ней женщины.

Они неистово колотили в закрытую дверь, требовали пустить их в помещение. Со всех сторон неслись негодующие крики: «Ироды!», «Хулиганы! Креста на них нет!», «Народное достояние! Ишь, что выдумали, бесстыжие!». Толпа взломала дверь и, сокрушая все на своем пути, устремилась в клуб. Находившиеся там анархисты еле успели убежать через черный ход.

Что же так взволновало жителей Саратова? Причиной их возмущения послужил расклеенный на домах и заборах «Декрет об отмене частного владения женщинами », изданный якобы «Свободной ассоциацией анархистов г. Саратова »... По поводу этого документа в историографии гражданской войны нет единой точки зрения. Одни советские историки категорически отрицают его существование, другие обходят вопрос молчанием или упоминают лишь вскользь. Что же было на самом деле?
*
В начале марта 1918 года в газете «Известия Саратовского Совета » появилось сообщение о том, что группа бандитов разграбила чайную Михаила Уварова и убила ее хозяина. Вскоре, 15 марта, газета опубликовала заметку, в которой говорилось, что расправа над Уваровым осуществлена не бандитами, а отрядом анархистов в количестве 20 человек, которому было поручено произвести обыск в чайной и арестовать ее владельца. Члены отряда «по собственному почину» убили Уварова, сочтя «опасным и бесполезным» держать в тюрьме члена «Союза русского народа » и ярого контрреволюционера. В газете отмечалось также, что анархисты выпустили по этому поводу специальную прокламацию. Они заявили, что убийство Уварова — это «акт мести и справедливого протеста » за разгром анархистского клуба и за издание от имени анархистов пасквильного, сексистского и порнографического «Декрета о социализации женщин».

«Декрет», о котором идет речь, — он был датирован 28 февраля 1918 года — по форме напоминал другие декреты Советской власти. Он включал в себя преамбулу и 19 параграфов. В преамбуле излагались мотивы издания документа: вследствие социального неравенства и законных браков «все лучшие экземпляры прекрасного пола» находятся в собственности буржуазии, чем нарушается «правильное продолжение человеческого рода». Согласно «декрету», с 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет (кроме имеющих более пяти детей) изымаются из частного владения и объявляются «достоянием (собственностью) народа». «Декрет» определял правила регистрации женщин и порядок пользования «экземплярами народного достояния». Распределение «заведомо отчужденных женщин», говорилось в документе, будет осуществляться саратовским клубом анархистов. Мужчины имели право пользоваться одной женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Для этого они должны были представить свидетельство от фабрично-заводского комитета, профсоюза или местного Совета о принадлежности к «трудовой семье». Забывшим мужем сохранялся внеочередной доступ к своей жене; в случае противодействия его лишали права на пользование женщиной.

Каждый «трудовой член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния», обязан был отчислять от своего заработка 9 процентов, а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», — 100 рублей в месяц, что составляло от 2 до 40 процентов среднемесячной заработной платы рабочего. Из этих отчислений создавался фонд «Народного поколения», за счет которого выплачивались вспомоществование национализированным женщинам в размере 232 рублей, пособие забеременевшим, содержание на родившихся у них детей (их предполагалось воспитывать до 17 лет в приютах «Народные ясли»), а также пенсии женщинам, потерявшим здоровье.
«Декрет об отмене частного владения женщинами » был фальшивкой, сфабрикованной владельцем саратовской чайной Михаилом Уваровым . Какую цель преследовал Уваров, сочиняя свой «декрет»? Хотел ли он высмеять нигилизм анархистов в вопросах семьи и брака или же сознательно пытался восстановить против них широкие слои населения? К сожалению, это выяснить уже невозможно.

Убийством Уварова, однако, история с «декретом» не закончилась. Напротив, oна только начиналась. С необычайной быстротой пасквиль стал распространяться по стране. Весной 1918 года он был перепечатан многими буржуазными и мелкобуржуазными газетами. Одни редакторы публиковали его как курьезный документ с целью повеселить читателей; другие — с целью дискредитировать анархистов, а через них — Советскую власть (анархисты участвовали тогда вместе с большевиками в работе Советов). Публикации такого рода вызвали широкий общественный резонанс . Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст «декрета» из газеты «Уфимская жизнь», напечатал его под названием «Бессмертный документ » в газете «Вятский край». 18 апреля Вятский губисполком постановил закрыть газету, а всех лиц, причастных к этой публикации, предать суду революционного трибунала. В тот же день вопрос обсуждался на губернском съезде Советов. Представители всех партий, стоявших на советской платформе, — большевики, левые эсеры, максималисты, анархисты — резко осудили публикацию пасквиля, посчитали, что она имеет своей целью натравить темные, несознательные массы населения против Советской власти. Вместе с тем съезд Советов отменил решение губисполкома о закрытии газеты, признав его преждевременным и чересчур суровым, обязал губисполком сделать предупреждение редактору.

В конце апреля — первой половине мая на почве разрухи и нехватки продовольствия сильно обострилась обстановка в стране. Во многих городах происходили волнения рабочих и служащих, «голодные» бунты. Публикация в газетах «декрета» о национализации женщин еще более усиливала политическую напряженность. Советское государство стало принимать более жестокие меры по отношению к газетам, публиковавшим «декрет». Однако процесс распространения «декрета» вышел из-под контроля властей . Начали появляться различные его варианты. Так, «декрет», распространявшийся во Владимире, вводил национализацию женщин с 18-летнего возраста: «Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчины в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги... »

Кое-где на местах, в глухих деревнях чересчур ретивые и невежественные должностные лица принимали фальшивый «декрет» за подлинный и в пылу «революционного» усердия готовы были осуществлять его. Реакция официальных властей была резко отрицательной. В феврале 1919 года В. И. Ленин получил жалобу Кумысникова, Байманова, Рахимовой на комбед деревни Медяны Чимбелевской волости, Курмышевского уезда. Они писали, что комбед распоряжается судьбой молодых женщин, «отдавая их своим приятелям, не считаясь ни с согласием родителей, ни с требованием здравого смысла ». Ленин сразу же направил телеграмму Симбирскому губисполкому и губернской ЧК: «Немедленно проверьте строжайше, если подтвердится, арестуйте виновных, надо наказать мерзавцев сурово и быстро и оповестить все население. Телеграфируйте исполнение » (В. И. Ленин и ВЧК , 1987. с. 121 — 122 ). Выполняя распоряжение председателя Совнаркома, Симбирская губчека провела расследование по жалобе. Было установлено, что национализация женщин в Медянах не вводилась, о чем председатель ЧК телеграфировал 10 марта 1919 года Ленину. Через две недели председатель Симбирского губисполкома Гимов в телеграмме на имя Ленина подтвердил сообщение губчека и дополнительно доложил, что «Кумысников и Байманов проживают в Петрограде, личность Рахимовой в Медянах никому не известна » (там же, с. 122 ).

В годы гражданской войны «Декрет об отмене частного владения женщинами» взяли на вооружение белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации против Советской власти. (Любопытная деталь — при аресте в январе 1920 года Колчака у него в кармане мундира обнаружили текст этого «декрета»!). Миф о введении большевиками национализации женщин распространялся противниками нового строя и позже. Его отголоски мы встречаем в период коллективизации, когда ходили слухи о том, что крестьяне, вступающие в колхоз, «будут спать под одним общим одеялом».

«Декрет об отмене частного владения женщинами» получил широкую известность и за рубежом. В сознание западного обывателя усиленно внедрялся стереотип большевиков — разрушителей семьи и брака, сторонников национализации женщин. Даже некоторые видные буржуазные политические и общественные деятели верили этим домыслам. В феврале-марте 1919 года в «овермэнской» комиссии сената США во время слушания о положении дел в России произошел примечательный диалог между членом комиссии сенатором Кингом и прибывшим из Советской России американцем Саймонсом :

Кинг: Мне пришлось видеть оригинальный русский текст и перевод на английский язык некоторых советских декретов. Они фактически уничтожают брак и вводят так называемую свободную любовь. Известно ли вам что-нибудь по этому поводу?

Саймонс: Их программу вы найдете в Коммунистическом манифесте Маркса и Энгельса. До нашего отъезда из Петрограда они, если верить отчетам газет, уже установили весьма определенное положение, регулирующее так называемую социализацию женщин.

Кинг: Итак, говоря прямо, большевистские красноармейцы и самцы-большевики похищают, насилуют и растлевают женщин сколько хотят?

Саймонс : Конечно, они это делают.

Диалог полностью вошел в официальный отчет сенатской комиссии, опубликованный в 1919 году.
*
Свыше семидесяти лет прошло с того времени, когда владелец чайной в Саратове Михаил Уваров предпринял оказавшуюся для него роковой попытку дискредитировать анархистов. Давно улеглись страсти вокруг придуманного им «декрета». Ныне никто уже не верит в досужие вымыслы о национализации большевиками женщин. «Декрет об отмене частного владения женщинами» является теперь не более чем историческим курьезом.
***

«...В конце июня 1918 года в Москве, в здании биржи на Мясницкой улице, проходил заключительный этап судебного процесса над автором декрета неким Хватовым, владельцем мануфактурной лавки…

Хватову инкриминировалось изготовление и расклеивание на заборах и домах Москвы «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин», изданного якобы Московской свободной ассоциацией анархистов. Трудящимся массам предлагалась реализация всех 19 параграфов «документа», согласно которым, в частности, утверждалось, что «все лучшие экземпляры прекрасного пола находятся в собственности буржуазии, чем нарушается правильное продолжение человеческого рода на Земле». Поэтому с 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет изымаются из частного владения и объявляются достоянием (собственностью) народа. Декрет определял правила регистрации женщин и порядок пользования «экземплярами народного достояния». Распределение «заведомо отчужденных женщин», говорилось в документе, будет осуществляться московским Комитетом анархистов, членом которого якобы и являлся Хватов.

Мужчины имели право пользоваться одной женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Для этого они должны были представить свидетельство от фабрично-заводского комитета, профсоюза или местного совета о принадлежности к «трудовой семье». За бывшим мужем сохранялся внеочередной доступ к своей жене. В случае противодействия его лишали права на интимное использование женщины.

Каждый «трудовой член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния», обязан был отчислять от своего заработка 10%, а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», – 100 руб. в месяц. Из этих отчислений создавался фонд «Народного поколения», за счет которого должны были выплачиваться вспомоществование национализированным женщинам в размере 232 руб., пособие забеременевшим, содержание родившихся у них детей (последних предполагалось воспитывать в приютах «Народные ясли» до 17 лет), а также пенсии женщинам, потерявшим здоровье.

Во время судебного разбирательства выяснилось, что Хватов уже успел на практике отчасти реализовать некоторые параграфы фальшивки. Для этого он приобрел в Сокольниках избу из трех комнат, названную им «Дворцом любви коммунаров». Посещавших «дворец» он именовал «семейной коммуной». Получаемые от них деньги присваивал. Порой и сам посещал «дворец», чтобы выбрать понравившуюся ему молодую женщину и попользоваться ею часок-другой. Разумеется, бесплатно...

Согласно его указанию, коммунары спали по 10 человек в комнате – мужчины отдельно от женщин. На две десятиместные комнаты полагался один двуспальный номер, где пара уединялась для сексуальных утех по согласованию с остальными сластолюбцами. Начиная с 11 вечера и до шести утра «дворец» содрогался от страстных стонов, ходил ходуном, как если бы в нем совершались брачные игры бегемотов.

Услышав эти подробности общения коммунаров, толпа присутствующих в зале юнцов и их подруг – отпрысков состоятельных родителей – завизжала от удовольствия. Замужние же женщины, которые явно были в меньшинстве, начали стучать о пол принесенными с собой штакетинами...

В своих выступлениях сторона обвинения, которую представляли П.Виноградская, заведующая женотделом МГК РКП(б), и А.Залкинд, известный москвичам как «врач большевистской партии», утверждали, что «излишнее внимание к вопросам пола может ослабить боеспособность пролетарских масс», да и вообще «рабочий класс в интересах революционной целесообразности имеет право вмешиваться в половую жизнь своих членов».

В заключение оба обвинителя просили суд приговорить Хватова к лишению свободы на пять лет с отбыванием наказания во Владимирском централе и конфискацией имущества.

Когда председатель суда по фамилии Могила, фронтовик-рубака, потерявший в боях с белогвардейцами правую руку, предоставил слово защитникам, на сцену вспрыгнула Коллонтай. В течение 40 минут она, оседлав любимого конька, блистательно отстаивала свою теорию «Эроса крылатого» – свободу отношений между мужчиной и женщиной, лишенной формальных уз, подводя таким образом теоретическую базу под фривольность нравов, проповедовавшихся Хватовым в декрете.

Александра Михайловна подчеркнула, что присущие до 1917 года социальным низам вольность и даже падение нравов – это всего лишь отрыжка буржуазного прошлого, но с развитием социализма от них не останется и следа. Закончила Коллонтай свою речь требованием освободить Хватова из-под стражи прямо в зале суда, но с одной оговоркой: он обязан вернуть в государственную казну деньги, полученные от похотливых коммунаров.

Едва Коллонтай спрыгнула со сцены, как толпа замужних простолюдинок, смяв дежурный наряд вооруженных красноармейцев, ворвалась в зал. С криками: «Ироды! Богохульники! Креста на вас нет!» – женщины стали забрасывать тухлыми яйцами, гнилой картошкой и дохлыми кошками защитников, судью и, конечно, Хватова. Срочно было вызвано подкрепление: броневик с облепившими его вооруженными матросами. Дав несколько пулеметных очередей в воздух, броневик угрожающе двинулся к входу. Толпа рассеялась. А суд в лице безрукого фронтовика Могилы и двух солдат-заседателей удалились в совещательную комнату для принятия решения.

Совещались они около трех часов и в конце концов, вняв доводам Александры Коллонтай (как-никак, член ЦК РКП(б) и нарком – ей виднее!), вынесли вердикт: освободить Хватова прямо из зала суда ввиду отсутствия состава преступления. Вместе с тем у подсудимого должна быть конфискована избушка в Сокольниках, а также возвращены государству деньги, полученные им от «трудовых семей», развлекавшихся во «Дворце любви».

Хватов недолго праздновал свое освобождение. На следующий день он был убит в собственной лавке группой анархистов, которые выпустили по этому поводу прокламацию. В ней они разъясняли, что убийство Хватова – это «акт мести и справедливого протеста» за издание от имени анархистов порнографического пасквиля под названием «Декрет об обобществлении российских девиц и женщин»…

В годы Гражданской войны в России декрет взяли на вооружение и белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации населения против советской власти. (Любопытная деталь – при аресте в январе 1920 года адмирала Колчака в кармане его френча был обнаружен текст хватовского декрета.)

В начале марта 1918 года в Саратове толпа разъярённых женщин разгромила городской анархистский клуб. Этому событию предшествовало появление в городе множества расклеенных на стенах домов и заборах листовок с «декретом» советской власти, посвященным ни много ни мало «национализации» всех представительниц женского пола.

Право внеочередного посещения собственной жены

Текст, напечатанный на этих листовках, выдавался за распоряжение Саратовского губернского Совета Народных Комиссаров и назывался именно так — «Декрет об отмене частного владения женщинами». Как выяснилось позже, документ этот не имел никакого отношения к новым властям — говоря современным языком, это был фейк. Но шуму фальшивый «декрет» наделал много. Он предусматривал четкий порядок «обобществления женщин». Прежде всего, отменялось право «постоянного владения» дамами от 17 до 30 лет. Причем возраст барышень, вовлекаемых в бурную эротическую жизнь, требовалось подтвердить документально или свидетельскими показаниями. Из процесса исключили женщин, у которых было 5 и более детей. Сделали поблажку и мужьям, называемым «бывшими владельцами», — им предоставлялось право внеочередного посещения собственной жены. Были установлены строгие правила «пользования женщиной»: не чаще 4 раз в неделю и не более 3 часов. И это только при отчислении в фонд так называемого народного поколения некоторой части заработка (с представителей нетрудовых классов взималась повышенная плата). Женщинам, объявленным народным достоянием, предполагалось ежемесячно выплачивать определенную сумму, а рожденных ими младенцев после месяца следовало отдавать в «народные ясли», где им предписывалось находиться и получать образование до 17-летнего возраста. Также предусматривалась определенная система поощрений и наказаний. При рождении двойни мать поощрялась единовременным денежным вознаграждением, а виновным в распространении венерических болезней грозил суровый суд революционного времени.

Город забурлил — в ярости были не только не желающие становиться общенародной собственностью женщины, но и их отцы, мужья и братья. Ниспровергатели устаревшего института брака, большевики и их союзники — сторонники свободной любви анархисты, будь они на самом деле авторами этого фальшивого декрета, рисковали восстановить против себя широкие слои населения. И они это прекрасно понимали, как и анархисты, уже пострадавшие от «бабьего бунта». Они-то и выяснили, кто был автором фальшивки. Им оказался владелец одной из саратовских чайных Михаил Уваров . История умалчивает, зачем он состряпал скандальный «декрет». То ли для того, чтобы высмеять анархистов и взгляды части из них на семью и брак, то ли для того, чтобы реально настроить против этих ультрареволюционеров население. Однако вскоре после разгрома разгневанными женщинами клуба анархистов последние разыскали и убили своего обидчика и провокатора. А затем выпустили прокламацию, в которой объяснили, что убийство Уварова — акт справедливой мести.

«Все лучшие экземпляры прекрасного пола находятся в собственности буржуазии»

Впрочем, этим убийством история с псевдодекретом не закончилась. Весной он был перепечатан многими газетами. И если одни публиковали его с целью повеселить читателей, то другие — для того, чтобы дискредитировать анархистов, а третьи — советскую власть. Летом 1918 года в Москве завершился судебный процесс над еще одним автором подобного «декрета» — владельцем мануфактурной лавки Мартыном Хватовым .

Предприимчивый лавочник под видом анархистского изготовил и распространил в Москве «Декрет об обобществлении российских девиц и женщин». В нем с негодованием отмечалось, что «все лучшие экземпляры прекрасного пола находятся в собственности буржуазии, чем нарушается правильное продолжение человеческого рода на Земле». А для исправления такого положения Хватов приобрел в Сокольниках избу из трех комнат, где организовал по сути публичный дом, гордо названный им «Дворец любви коммунаров». Мужчин, желающих провести время в этом заведении, он называл «семейными коммунарами» и брал с них деньги за посещения, сам же пользовался услугами приглянувшихся «коммунарок» бесплатно. Лавочника хотели приговорить к 5 годам лишения свободы, но участвовавшая в процессе Александра Коллонтай , относящаяся к традиционному институту семьи скептически, смогла спасти его от реального срока. Мартына Хватова отпустили в зале суда, обязав вернуть в госказну все полученные им в результате своей деятельности деньги. Но долго наслаждаться свободой ему не пришлось — на следующий день анархисты отыскали и убили и его.

Появившиеся во множестве в стране подобные декреты были приняты как руководство к действию некоторыми ретивыми представителями местной власти. Например, во Владимире, помимо объявления о национализации девушек старше 18 лет, всех незамужних женщин обязали зарегистрироваться в бюро свободной любви. Всем зарегистрировавшимся барышням предоставлялось право свободного выбора в сожители мужчин от 19 до 50 лет. Иногда сексуальные предпочтения женщин совершенно не учитывались. Так, отличившему в боях с белогвардейцами красноармейцу могли выдать мандат «о социализации» сразу «10 душ девиц в возрасте от 16 до 20 лет».

В итоге большевистское руководство начало принимать более жестокие меры не только к газетам, публиковавшим всевозможные «декреты» о социализации женщин, но и к местным властям, которые воплощали подобные идеи на практике. Во время Гражданской войны «Декрет об отмене частного владения женщинами» и ему подобные были настоящим оружием в борьбе белых с большевиками. Да и во время коллективизации её противники распускали слухи, что в колхозе станут общими и жены крестьян — «все будут спать под одним общим одеялом». Не остался в стороне и Запад — уже летом 1918 года европейские и американские газеты во весь голос кричали: «Большевики обобществляют женщин и разрушают семьи!». И многие там принимали это на веру. Не прошло и года, как в США заработала специальная сенатская комиссия по большевизму. Среди прочих материалов американские сенаторы рассматривали и фальшивые декреты о национализации женщин.

(национализация женщин), лево-радикальная попытка реформации института семьи и брака после захвата власти большевиками в России. Самодеятельный указ, появившийся в 1918 г. во Владимире гласил: "После 18-летнего возраста всякая девица объявляется государственной собственностью". Декрет саратовского клуба анархистов об "отмене частной собственности на женщин" и "объявлении последних общественным достоянием" получил громкий резонанс и надолго превратил Советскую Россию в мировое пугало.

(Источник: Словарь сексуальных терминов)

Смотреть что такое "обобществление женщин" в других словарях:

- (сексуальный коммунизм), теория и практика леворадикально настроенных социальных групп. Основывается на предпосылке всеобщего равенства социальных, экономических, а также сексуальных прав личности (см.: мюнстерская коммуна; обобществление женщин) … Сексологическая энциклопедия

ОХРАНА МАТЕРИНСТВА И МЛАДЕНЧЕСТВА - Анализ понятия об охране материнства и младенчества. Понятие об О. м. и м. нельзя отождествлять с отношением к матери и ребенку в различные исторические периоды. Положение женщины в семье и обществе определяется производственными отношениями и… …

ЯСЛИ - ЯСЛИ, учреждение, целью которого является обобществление ухода и воспитания детей раннего возраста и их оздоровление. Коллективное воспитание раннего детства про водится в значительной своей части через Я, В условиях второго пятилетия Я.… … Большая медицинская энциклопедия

Содержание 1 Истоки голода в России 2 Предпосылки возникновения голода 1932 1933 гг 2.1 … Википедия

Содержание 1 Истоки голода в России 2 Предпосылки возникновения голода 1932 1933 гг 2.1 … Википедия

Содержание 1 Истоки голода в России 2 Предпосылки возникновения голода 1932 1933 гг 2.1 … Википедия

1) утопическая концепция, отстаивающая возможность или даже необходимость построения в обозримом будущем совершенного общества, исключающего частную собственность, тяжелый, монотонный труд и неравенство людей; 2) будущее, совершенное в указанных… … Философская энциклопедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Голод в СССР. Голод в СССР 1932 1933 годах массовый голод в СССР на территории УССР, БССР, Северного Кавказа, Поволжья, Южного Урала, Западной Сибири, Казахстана. Содержание … Википедия

I Великая Октябрьская социалистическая революция первая в истории победоносная социалистическая революция, совершенная в 1917 рабочим классом России в союзе с беднейшим крестьянством под руководством Коммунистической партии [прежнее… … Большая советская энциклопедия